вторник, ноября 15, 2011
Unknown
| A+ A- |
Молодый Конан
Вы должны понимать, что, по разным причинам, не все, сказанное в этой статье правда...
Молодый Конан Трофимович (17 января 1922 г. — 9 сентября 1970 г.) — кадровый советский разведчик-нелегал КГБ СССР времён холодной войны, полковник. Действовал под оперативным псевдонимом Бен.
Бывший начальник службы внешней разведки России Вячеслав Трубников в одном из интервью сказал о нем: «Это был прекрасный, изумительный нелегал потрясающего таланта. Он — личность уникальная!»
Жители тихого города Ройслипа в Великобритании даже не подозревали, что в течение шести лет в их городке действовал тайный штаб иностранной разведки, представлявший реальную угрозу безопасности Великобритании. С 1956 по 1961 г. дом N 45 на улице Крэнли-Драйв был штаб-квартирой советской агентурной сети, которой руководил один из самых выдающихся разведчиков СССР Гордон Лонсдейл, или - если назвать его настоящее имя - Конон Трофимович Молодый.
Герой Великой отечественной войны 1941-1945 гг., свободно владевший многими европейскими языками, Конон Молодый был высокопрофессиональным разведчиком, одним из лучших в КГБ.
В биографии Конона Трофимовича Молодого много загадочных эпизодов.
Молодый родился в Москве в семье научных работников. В октябре 1929 года умер его отец, который преподавал в Московском государственном университете и Московском энергетическом институте, а также заведовал сектором научной периодики в Госиздате и мать, профессор НИИ протезирования, Евдокия Константиновна Молодая, одна продолжала воспитывать двоих детей в трудных условиях.
В 1931 году из Америки в Москву на несколько дней приехала старшая сестра его матери - Анастасия Наумова, которая предложила забрать детей в Калифорнию. Конон, которому пообещали велосипед, с радостью согласился. Его мать, врач-хирург, как это ни странно, тоже.
Правда, с выездом в США возникли проблемы. Нет, Советская Россия почему-то беспрепятственно отпускала ребенка на попечение его американской тети. Визу не давали США. Пришлось вмешаться не кому-нибудь, а заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде.
Тот дал команду, и в церкви, где когда-то крестили Конона, переписали метрику, сделав его внебрачным сыном Трофима Молодого и младшей сестры его матери, проживавшей в Эстонии. У нее в Тарту мальчик и дождался американской визы.
Почему Ягода принял такое участие в судьбе Конона Молодого, так и осталось невыясненным...
В США эмигрировала и другая сестра матери Молодого – бывшая балерина Пьянкова, которая тоже хотела, чтобы племянник пожил с ней.
Когда Конону исполнилось 16 лет, встал вопрос о выборе юношей жизненного пути. Тетки настаивали, чтобы он в дальнейшем поступил в один из американских университетов и остался в Соединенных Штатах. Однако Молодый твердо решил вернуться на Родину.
В 1938 году Конон Молодый возвратился в Москву и продолжал обучение в 36-й средней школе, которую окончил в 1940 году. В октябре того же года был призван на службу в армию.
Молодый принимал непосредственное участие в Великой Отечественной войне. С первых дней войны находился на фронте и всю войну занимался фронтовой разведкой. В должности помощника начальника штаба отдельного разведывательного дивизиона Молодый не раз пробирался в тыл противника, брал языков, добывал необходимые командованию сведения.
В беседе с журналистом Валерием Аграновским он так изложил свою биографию: «С началом Великой Отечественной войны ваш герой, только что окончивший десятилетку, попадает добровольцем на фронт. В составе диверсионной группы он выполняет в тылу врага оперативные задания. Потом, возвратившись через линию фронта в родную часть, служит в разведывательном батальоне, показывает себя смелым и волевым солдатом, неоднократно берет «языков», участвует в их допросах (в качестве переводчика), выполняет отдельные поручения начальника особого отдела дивизии. После короткой спецподготовки его забрасывают в глубокий немецкий тыл, в самое логово. Там, в Берлине, он устанавливает связь с резидентом нашей разведки, который помогает ему легализоваться и включает в активную разведывательную деятельность. После победоносного окончания войны юный разведчик возвращается на родину и, уволившись из армии, поступает в высшее учебное заведение». Возможно, так оно и было на самом деле, но документы это не подтверждают.
В появляющихся публикациях есть разногласия с официальной биографией Конона Молодого. Например, Михаил Веллер в своей книге «Легенды Арбата» пишет, что: «...в сорок первом вчерашнего школьника с абсолютным немецким и просвеченной анкетой Молодого нормальным путем направили на разведкурсы Наркомата внутренних дел. Куда еще с такими данными.
Сколько-то-летнего обучения в тот период, по понятным причинам, не практиковали: разведывательно-диверсионные группы НКВД, официально обозначаемые как партизанские отряды, кидались в немецкий тыл после пары месяцев поспешной и плотной подготовки: стрельба, подрывное дело, работа на ключе и основы конспирологии – пошел! И то он еще поболтался в резерве. И летом сорок второго их выбросили в районе Ровно, где разворачивалось соединение полковника Медведева. Знаменитый был партизанский край...
Десантировались, естественно, ночью. А всей парашютной подготовки было, по причине крайней спешки и нужды, четыре прыжка. Из них ночных – один, с предельно малых высот – один, на лесную местность – ни одного. Нормально. Война.
Они ухнули в свистящую тьму и тут же потеряли друг друга. А как снизу пахнуло теплом близкой земли (метров полcта, примета верная, сдвигай ноги) – поздно он дернулся и надел купол на сосну. Ободрался сквозь ветви, стропореза нет... финка при рывке раскрывающегося парашюта вылетела из голенища. Ну, парень он был спортивный, компактного сложения гимнаста, но выпутываться из подвески, подтягиваться по стропам и слезать с дерева пришлось долго. Еще больше времени ушло, чтобы стянуть с ветвей парашют.
Парашют прикопал. Тем временем рассвело. Стал искать своих, заложил круг, куковал и посвистывал. Не нашел. Тоже нормально. Это предусматривалось.
Когда Конону исполнилось 16 лет, встал вопрос о выборе юношей жизненного пути. Тетки настаивали, чтобы он в дальнейшем поступил в один из американских университетов и остался в Соединенных Штатах. Однако Молодый твердо решил вернуться на Родину.
В 1938 году Конон Молодый возвратился в Москву и продолжал обучение в 36-й средней школе, которую окончил в 1940 году. В октябре того же года был призван на службу в армию.
Молодый принимал непосредственное участие в Великой Отечественной войне. С первых дней войны находился на фронте и всю войну занимался фронтовой разведкой. В должности помощника начальника штаба отдельного разведывательного дивизиона Молодый не раз пробирался в тыл противника, брал языков, добывал необходимые командованию сведения.
В беседе с журналистом Валерием Аграновским он так изложил свою биографию: «С началом Великой Отечественной войны ваш герой, только что окончивший десятилетку, попадает добровольцем на фронт. В составе диверсионной группы он выполняет в тылу врага оперативные задания. Потом, возвратившись через линию фронта в родную часть, служит в разведывательном батальоне, показывает себя смелым и волевым солдатом, неоднократно берет «языков», участвует в их допросах (в качестве переводчика), выполняет отдельные поручения начальника особого отдела дивизии. После короткой спецподготовки его забрасывают в глубокий немецкий тыл, в самое логово. Там, в Берлине, он устанавливает связь с резидентом нашей разведки, который помогает ему легализоваться и включает в активную разведывательную деятельность. После победоносного окончания войны юный разведчик возвращается на родину и, уволившись из армии, поступает в высшее учебное заведение». Возможно, так оно и было на самом деле, но документы это не подтверждают.
В появляющихся публикациях есть разногласия с официальной биографией Конона Молодого. Например, Михаил Веллер в своей книге «Легенды Арбата» пишет, что: «...в сорок первом вчерашнего школьника с абсолютным немецким и просвеченной анкетой Молодого нормальным путем направили на разведкурсы Наркомата внутренних дел. Куда еще с такими данными.
Сколько-то-летнего обучения в тот период, по понятным причинам, не практиковали: разведывательно-диверсионные группы НКВД, официально обозначаемые как партизанские отряды, кидались в немецкий тыл после пары месяцев поспешной и плотной подготовки: стрельба, подрывное дело, работа на ключе и основы конспирологии – пошел! И то он еще поболтался в резерве. И летом сорок второго их выбросили в районе Ровно, где разворачивалось соединение полковника Медведева. Знаменитый был партизанский край...
Десантировались, естественно, ночью. А всей парашютной подготовки было, по причине крайней спешки и нужды, четыре прыжка. Из них ночных – один, с предельно малых высот – один, на лесную местность – ни одного. Нормально. Война.
Они ухнули в свистящую тьму и тут же потеряли друг друга. А как снизу пахнуло теплом близкой земли (метров полcта, примета верная, сдвигай ноги) – поздно он дернулся и надел купол на сосну. Ободрался сквозь ветви, стропореза нет... финка при рывке раскрывающегося парашюта вылетела из голенища. Ну, парень он был спортивный, компактного сложения гимнаста, но выпутываться из подвески, подтягиваться по стропам и слезать с дерева пришлось долго. Еще больше времени ушло, чтобы стянуть с ветвей парашют.
Парашют прикопал. Тем временем рассвело. Стал искать своих, заложил круг, куковал и посвистывал. Не нашел. Тоже нормально. Это предусматривалось.
Определился по карте туда-сюда, вещмешок и оружие схоронил в зарослях и затеску сделал. Туда же и сапоги (на всякий случай). И в невинном крестьянском прикиде двинулся в том направлении, где по его понятию предполагалась точка встречи парашютистов с партизанами.
Солнышко над деревьями взошло, птички поют, там и лесная тропка обнаружилась, вьется и подошвы колет. Тропка вывела на проселок, проселок выскочил из леса и рассек луга... Жрать захотелось. После приземления он, естественно, не ел – какой тут аппетит; все в мешке и осталось.
И тут слышится за взгорком навстречу тарахтенье мотоцикла. В лесу бы спрятался – а здесь куда? Бежать, лечь?.. Если заметят – догонят – хуже будет. Сжался и идет. Легенда в голове запустилась, как треснутая пластинка. Выкатывает из-за поворота «Цундап» с коляской, на нем двое немцев с бляхами на груди: фельджандармерия. Тормозят, подзывают:
– Иван, ком цу мир!
Один руку с газа не убирает, другой винтовку из-за плеча наизготовку перетаскивает – страхует: год война продолжается, научились.
Он подходит покорно на бедных ножках, и за пять шагов брызгает сиротской слезой, как лейка, что при таком мандраже в перспективе винтовочного прицела нисколечко не трудно, тьфу на вашего ненужного Станиславского. И прерываясь всхлипами и шморгами, растапливает каменные сердца балладой про тато, сгинувшего на фронте, мать, угнанную в эвакуацию с колхозным стадом, и старую обезножевшую тетку, к которой он идет вскопать огород и покушать лепешку из лебеды. Немцы фильтруют чуждые звуки – смотрят без понимания:
– Аусвайс?
– Йа-йа, аусвайс! – и лезет во внутренний карман обтерханной телогреечки готовно.
А внешний вид безупречный: славянский подросток, стоящий на лестнице эволюции на следующей ступени после турнепса. Рубашонка ситцевая, штаники залатанные, из обкорнанных волосков лесной мусор торчит. Рожа добрая, плосковатая и тупая. И аусвайс. Да... Где аусвайс?.. Во внутреннем кармане нет, и в боковых нет... Черт, сука, господи!!! И в потайном с изнанки штанов нет... и за пазухой... Потерял?!
Обшаривает себя, охлопывает и трясется крупно. Нет... нету. Потерял, значит, во время этих своих тарзаньих прыжков по деревьям.
Он все белеет, и свежие царапины на его лице и руках все отчетливей. И немцы к ним присматриваются, и в воздухе возникает напряжение. Интересуются происхождением царапин, и жестикуляция у них, как на стрельбище. Он сбивается про падение с сарая, они скалятся без понятия и глумятся насчет борьбы русских с медведем.
– Партизан? – догадываются немцы в подтверждение его ужаса.
То есть – влип. По запрещенной статистике, тайком передаваемой изустно, половину групп берут в первые двенадцать часов после приземления. И вероятно, немцы их засекли и сейчас по одному вылавливают.
– Найн! – рыдает он. – Нихт партизан! Камараден!
Обыскивают его брезгливо, дают прикладом по почкам, кидают в коляску и везут. И он болтается на ухабах и пытается вспомнить, о чем говорили на занятиях «Тактика поведения на допросах в полиции и гестапо». А сам как снегом внутри набит – холодное оцепенение и ни одной мысли.
И привозят в село. Въезжают во двор. Во дворе курят жандармы, приветствуют. Типа райотдела милиции. И обмениваются замечаниями, на хрена они этого щенка привезли, будто нельзя было решить вопрос на месте. Немецкий он знает, и от этого знания ему вообще плохо становится.
Пинком и тычком его заправляют в дверь и докладывают, что вот, в заданном квадрате задержали подозрительного без документов. Объяснить толком не может. И выходят.
Никогда не бывает так плохо, чтоб не могло стать еще хуже. Потому что за столом сидит офицер. Это не офицер. Это агитплакат «Рыцари СС», или «Палачи СС», с какой стороны взглянуть. Выкован гитлерюгендом и отшлифован командной кастой. Форма с иголочки, фуражка с высокой тульей выгнута, белесые волоски пострижены аккуратно, и замшевая перчатка на левой руке. А правой рукой что-то пишет.
Дописывает до точки, откладывает ручку и смотрит на него – холодными, голубыми, льдистыми арийскими глазами смотрит. И выражение в тех глазах пустое и безжалостное. Будто на муху случайную внимание обратил. И как насквозь светит и пронзает этим своим всевидящим взглядом. И сразу становится понятно, что никакие наивные легенды здесь не проканают. Как на стекле его этот офицер видит. Такой за сто шагов нюхом чует добычу... Настоящий контрразведчик и палач.
Что называется – прощай, родина.
Стоит он, кролик перед удавом, и губами беззвучно шевелит – нет звука, не включается. Удовлетворившись просмотром и утвердившись во мнении, офицер подзывает его вялым жестом и двумя пальцами поворачивает за подбородок. Больно щиплет в прореху штанов:
– Парашютист? Дерево? Цап-цап?
– Господин офицер! Я упал! Сарай! Кусты! Там! Там! Клянусь!
– Партизан?
И тогда из него наперегонки рушатся застрявшие слова вперемешку с соплями, слезами и судорожным иканьем: про сгинувшего отца, угнанную мать, сироту-тетю и аусвайс, который еще утром был вот в этом кармане, но он косил серпом крапиву...
Не слушая, офицер протяжно зевает и прерывает его пренебрежительным жестом, резюмируя результаты допроса:
– Партизан.
Встает и отстегивает клапан помещенной слева от ременной пряжки кобуры.
Последний воздух, дух небесный покидает легкие с беззвучным писком:
– Нихт шиссен, херр офицер... – и, конечно, плывущая в обморок жертва не отдает себе отчета, что при минимальном слухе интонации писка звучат так, как говорят только в Гамбурге и Киле.
Офицер дергает чуть заметно углом узкогубого рта, а дальше следует провал чувств... Какая-то механическая сила поднимает за шиворот, душа воротником... Стук и колокол в голове – это его лбом с треском вышибли дверь.
Его устанавливают на крыльце, как шаткое полено... Придерживают... А затем возникает странное состояние невесомости, крепко подпертое сзади – словно полет на пушечном ядре! Это... все?! Это и есть смерть?.. Еще нет. Это его здорове-еннейшим пенделем в зад запустили в воздух – и он летит по дуге в положении на четвереньках. И в этом положении пропахивает носом землю в зарослях крапивы.
Мир возвращается в звуках и оглушительно пульсирует. Это жандармы во дворе хохочут и аплодируют.
А офицер, цепко фиксируя его расплывчатый взор, подчеркнуто медленно раскрывает кобуру и тянет обшарпанный рабочий парабеллум. И, показывая ему стволом повернуться спиной, назидательно поясняет:
– Пу-пу!
Он послушно поворачивается. Ему уже все равно. Полная блокада эмоций. Равнодушие за чертой. Ничто не имеет значения.
За спиной щелкает затвор.
– Пу-пу!
Он покачивается, спотыкается на месте и падает.
– А-га-га-ха-ха! – немцы просто лопаются и подыхают от хохота. Работа их такова, что сцена представляется вполне и чудно комичной.
Ствол у офицера в кобуре. Отставив большой палец и вытянув указательный на манер пистолета, он грозит вставшему на четвереньки пленному. Так пугают детей.
– Ваньюшка! – металлическим голосом лает офицер. – Бежать! Шнель!
Чьи-то руки вздергивают его и толкают в распахнутые ворота. И он медленно бежит по инерции, качаясь и не понимая своих движений.
А сзади:
– Партизан капут!
У него материализуется большая нежная спина, а в ней позвоночник, сердце, легкие и почки.
– Партизан – пу-пу!
И тут грохает выстрел.
Наш на секунду замирает, собирая отчет в своих ощущениях. Потом с невероятной силой подпрыгивает и бросается бежать с бешеной заячьей скоростью, пригнувшись и уклоняясь резкими зигзагами, как вдалбливали на занятиях.
Далекий немецкий смех гонит его, как парус.
Солдаты сгибаются пополам и машут руками. Стрелявший в небо офицер застегивает кобуру. Много ли на войне развлечений. Казарменный юмор приводит в ужас гуманистов.
А оглянуться страшно. Стрекочет и взбивает пыль и стерню.
Ну что. Замученные войной солдаты устроили себе маленькое мимолетное развлечение, невинное, в общем. Фашисты.
И он во весь дух, не помня себя и строча ногами чаще швейной машинки, добежал до леса и, на крыльях неизбытого ужаса, как написали бы в романе прежних лет, или в сжигании экстремального выброса адреналина, как предпочли бы написать сейчас, несся еще километра три через лес, задыхаясь и ломясь сквозь заросли, пока не свалился у какого-то ручейка...
...Потом он дышал. Хрипел, свистел, захлебывался и пускал пузыри.
Когда перестал трястись, хлынули потоком неконтролируемые бесшумные слезы. Слезы ласкали лицо, и он уплыл в сладкий и мертвый сон.
Четыре дня он блуждал, питаясь ягодами. Пока не вышел, наконец, в район медведевского соединения. Где ему хватило ума эту историю на всякий случай не рассказывать: контакт с врагом, знаете, это всегда требует проверки. А так – ну, заблудился, бывает, дело обычное.
«Вот после этого, – рассказывал он позднее, – я действительно возненавидел фашизм. И мечта об его уничтожении, физической ликвидации врага, стала моей личной мечтой. Я стал фаталистом. Потому что понял – есть у каждого разведчика свой покровитель на небесах. И никогда не надо впадать в панику – еще неизвестно, как в последний момент все обернется. Короче, в боксе главное – хладнокровие!»
Ну а дальше была обычная военная биография – если кто уцелел: диверсии, переходы, ранение, эвакуация на Большую Землю, еще две заброски, орден Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, медали, еще ранение...»
Вот такое, совершенно противоположное разночтение: или действующая армия, или партизанские отряды НКВД... Хотя в книге Гордиевского О. и Эндрю К. «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева» я нашел следующую фразу: «...во время войны поступил на службу в НКВД.» Это о Молодом...
Но это еще не конец рассказа писателя и философа Михаила Веллера... Читаем далее:
«...После войны немецкое направление, понятно, сократилось. Пошло перемещение кадров, кого куда. Он был еще молод, данные хорошие, способен к языкам; отточил свой английский, который учил как иностранный еще в немецкой школе (он же вроде бы учился в США и должен был знать английский, нет? - прим. Автора сайта); зарубежные стажировки, работа в Австралии и Штатах, где избавился от простительного по легенде немецкого акцента в английском и заменил его на австралийский, который все забивал; звания, рост по службе; не столько героическая, сколько нервная и слоеная жизнь шпиона со своими нерегулярными радостями и неоднозначными надеждами.
И вот уже разгар холодной войны, и умер Дядя Джо, разменяли Берию, Судоплатов сидит, большие перетасовки в спецслужбах, где было тонко, там и рвется, где толсто – сыплется. Короче, отзывают его из отпуска раньше срока. Мотивировка оригинальности столь же свежей, как объяснение Каина Авелю: дело срочное, брат, а под рукой никого же больше свободного не оказалось!
У нашего лондонского резидента сгорела связь. И дежурная, и запасная. Связь необходимо срочно восстановить. А обстановка на планете перманентно предгрозовая: Суэцкий конфликт, НАТО, Бомба, стратегический бомбардировщик «Вулкан», Хрущева в Портсмуте чуть не взорвали с крейсером «Орджоникидзе», сами понимаете. Для нас, профессионалов, мира нет.
Ну что. Болгария, смена документов, самолет, Аргентина, смена документов, самолет, Австралия, смена документов, самолет; и уже из Канады он прилетает в Хитроу. Язык, легенда, документы, деньги, время на адаптацию.
В результате всех суперосторожностей он не знает о резиденте ничего.
Вообще никаких примет: ни возраст, ни внешность, ни даже пол, не говоря о профессии или месте обитания. И никакого пароля. Известна лишь точка рандеву: Риджент-парк, внешняя восточная аллея, четвертая скамейка от Йоркских ворот. И время: седьмое и двадцатое число каждого месяца, двенадцать тридцать пополудни, ни секундой раньше или позже. Все, что ему следует иметь – это оксфордский галстук и перстень с печаткой на среднем пальце правой руки. Случайное совпадение двух примет с местом и временем исключено по теории вероятности: достаточно.
И вот он, среднезатертый австралийский бизнесмен, который пытается открыть в Лондоне филиал своей конторы типа «Рога и копыта кенгуру», снимает гостиницу поближе к Риджент-парку и иногда там гуляет.
Англичане блюдут любовь к пешим прогулкам как милую национальную традицию, и парковые аллеи мерят шагами джентльмены и леди всех мастей и калибров, замучишься обращать на себя внимание. А легенда у него надежная, и опасности не выявляется никакой: окопался, проверился, все в порядке.
И он хронометрирует шаги до нужной скамейки, добиваясь идеальной точности.
И двадцатого числа, выверив секундную стрелку по сигналам радио, он идет по заветной аллее. Детишки бегают и крутят велосипеды, клерки читают газеты на скамейках или разминают ноги ходьбой, пока у них перерыв, сонно ползают пенсионеры и опасливо смотрят индусы.
Стопроцентный Лондон, одним словом. И никто не подходит и не окликает.
А наш периферийным зрением тестирует проходящих клерков: пиджачки, галстучки, все аккуратно... только аура блеклая. А если это леди?
Красотка – или старуха?
Седьмого числа сцена повторяется под копирку. Дети, клерки, старики, индусы.
А в верную секунду навстречу движется красавец-индус. Он высок и блестящ. Он в оксфордском галстуке, и на пальце у него перстень. Оп!
И наш ест его глазами! Индус ласково улыбается, скромно отводит взгляд и идет мимо. Стоять? Ждать? Идти? Окликать? Палец не тот!..
А навстречу индусу деловито движется один из гуляющих клерков, хмуроватый такой, средних лет, неприметный, с портфельчиком.
Рост средний, внешность неопределенно-средняя, и портфельчик обычнейший, и потертый костюмчик явно от Маркса и Спенсера. И жалованье на его лице написано среднее, и средние на нем же заботы.
Равнодушно и не замечая окружающих, он минует индуса и в своем направлении скользит мимо лица нашего своими водянисто-серенькими английскими глазками. И произносит по-русски:
– Блядь! Так все-таки партизан!
Вот так Конон Молодый второй раз в жизни встретился с полковником Рудольфом Абелем.
– У тебя всегда такая тупая рожа? – поинтересовался тот. – Пу-пу! »2
(Специалисты по истории внешней разведки СССР утверждают, что этого не могло произойти в принципе. Но кто его знает...)
За мужество и храбрость, проявленные при выполнении заданий командования во время Великой отечественной войны 1941-1945 гг., Конон Молодый награждён государственными наградами: орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», а также почетным нагрудным знаком солдатской доблести «Отличный разведчик».
В 1946 году демобилизовался и поступил в на юридический факультет Института внешней торговли. В институте изучил китайский язык.
В 1951 году, по окончании института, остался преподавать в нём китайский язык. Принимал участие в создании учебника китайского языка.
Генерал-лейтенант Виталий Павлов, который в начале 1950-х годов был руководителем англо-американского отдела нелегальной службы советской внешней разведки и изучал Молодого в качестве кандидата на работу в органы государственной безопасности, в своих мемуарах писал: «Тогда Конон Трофимович произвел сильное впечатление, надолго оставшееся в памяти. Он всегда стоял особняком, как, в известной мере, образец идеального разведчика...
...Когда он был еще студентом третьего курса института, на него обратила внимание советская разведка. Изучение его личных и деловых качеств в течение двух лет только подтвердило соответствие его кандидатуры высоким требованиям, которые предъявляет к разведчикам работа в нелегальных условиях.
Парень вызывал большую симпатию своим оптимизмом, уверенностью. Он обладал явными выдающимися способностями к разведывательной деятельности».Солнышко над деревьями взошло, птички поют, там и лесная тропка обнаружилась, вьется и подошвы колет. Тропка вывела на проселок, проселок выскочил из леса и рассек луга... Жрать захотелось. После приземления он, естественно, не ел – какой тут аппетит; все в мешке и осталось.
И тут слышится за взгорком навстречу тарахтенье мотоцикла. В лесу бы спрятался – а здесь куда? Бежать, лечь?.. Если заметят – догонят – хуже будет. Сжался и идет. Легенда в голове запустилась, как треснутая пластинка. Выкатывает из-за поворота «Цундап» с коляской, на нем двое немцев с бляхами на груди: фельджандармерия. Тормозят, подзывают:
– Иван, ком цу мир!
Один руку с газа не убирает, другой винтовку из-за плеча наизготовку перетаскивает – страхует: год война продолжается, научились.
Он подходит покорно на бедных ножках, и за пять шагов брызгает сиротской слезой, как лейка, что при таком мандраже в перспективе винтовочного прицела нисколечко не трудно, тьфу на вашего ненужного Станиславского. И прерываясь всхлипами и шморгами, растапливает каменные сердца балладой про тато, сгинувшего на фронте, мать, угнанную в эвакуацию с колхозным стадом, и старую обезножевшую тетку, к которой он идет вскопать огород и покушать лепешку из лебеды. Немцы фильтруют чуждые звуки – смотрят без понимания:
– Аусвайс?
– Йа-йа, аусвайс! – и лезет во внутренний карман обтерханной телогреечки готовно.
А внешний вид безупречный: славянский подросток, стоящий на лестнице эволюции на следующей ступени после турнепса. Рубашонка ситцевая, штаники залатанные, из обкорнанных волосков лесной мусор торчит. Рожа добрая, плосковатая и тупая. И аусвайс. Да... Где аусвайс?.. Во внутреннем кармане нет, и в боковых нет... Черт, сука, господи!!! И в потайном с изнанки штанов нет... и за пазухой... Потерял?!
Обшаривает себя, охлопывает и трясется крупно. Нет... нету. Потерял, значит, во время этих своих тарзаньих прыжков по деревьям.
Он все белеет, и свежие царапины на его лице и руках все отчетливей. И немцы к ним присматриваются, и в воздухе возникает напряжение. Интересуются происхождением царапин, и жестикуляция у них, как на стрельбище. Он сбивается про падение с сарая, они скалятся без понятия и глумятся насчет борьбы русских с медведем.
– Партизан? – догадываются немцы в подтверждение его ужаса.
То есть – влип. По запрещенной статистике, тайком передаваемой изустно, половину групп берут в первые двенадцать часов после приземления. И вероятно, немцы их засекли и сейчас по одному вылавливают.
– Найн! – рыдает он. – Нихт партизан! Камараден!
Обыскивают его брезгливо, дают прикладом по почкам, кидают в коляску и везут. И он болтается на ухабах и пытается вспомнить, о чем говорили на занятиях «Тактика поведения на допросах в полиции и гестапо». А сам как снегом внутри набит – холодное оцепенение и ни одной мысли.
И привозят в село. Въезжают во двор. Во дворе курят жандармы, приветствуют. Типа райотдела милиции. И обмениваются замечаниями, на хрена они этого щенка привезли, будто нельзя было решить вопрос на месте. Немецкий он знает, и от этого знания ему вообще плохо становится.
Пинком и тычком его заправляют в дверь и докладывают, что вот, в заданном квадрате задержали подозрительного без документов. Объяснить толком не может. И выходят.
Никогда не бывает так плохо, чтоб не могло стать еще хуже. Потому что за столом сидит офицер. Это не офицер. Это агитплакат «Рыцари СС», или «Палачи СС», с какой стороны взглянуть. Выкован гитлерюгендом и отшлифован командной кастой. Форма с иголочки, фуражка с высокой тульей выгнута, белесые волоски пострижены аккуратно, и замшевая перчатка на левой руке. А правой рукой что-то пишет.
Дописывает до точки, откладывает ручку и смотрит на него – холодными, голубыми, льдистыми арийскими глазами смотрит. И выражение в тех глазах пустое и безжалостное. Будто на муху случайную внимание обратил. И как насквозь светит и пронзает этим своим всевидящим взглядом. И сразу становится понятно, что никакие наивные легенды здесь не проканают. Как на стекле его этот офицер видит. Такой за сто шагов нюхом чует добычу... Настоящий контрразведчик и палач.
Что называется – прощай, родина.
Стоит он, кролик перед удавом, и губами беззвучно шевелит – нет звука, не включается. Удовлетворившись просмотром и утвердившись во мнении, офицер подзывает его вялым жестом и двумя пальцами поворачивает за подбородок. Больно щиплет в прореху штанов:
– Парашютист? Дерево? Цап-цап?
– Господин офицер! Я упал! Сарай! Кусты! Там! Там! Клянусь!
– Партизан?
И тогда из него наперегонки рушатся застрявшие слова вперемешку с соплями, слезами и судорожным иканьем: про сгинувшего отца, угнанную мать, сироту-тетю и аусвайс, который еще утром был вот в этом кармане, но он косил серпом крапиву...
Не слушая, офицер протяжно зевает и прерывает его пренебрежительным жестом, резюмируя результаты допроса:
– Партизан.
Встает и отстегивает клапан помещенной слева от ременной пряжки кобуры.
Последний воздух, дух небесный покидает легкие с беззвучным писком:
– Нихт шиссен, херр офицер... – и, конечно, плывущая в обморок жертва не отдает себе отчета, что при минимальном слухе интонации писка звучат так, как говорят только в Гамбурге и Киле.
Офицер дергает чуть заметно углом узкогубого рта, а дальше следует провал чувств... Какая-то механическая сила поднимает за шиворот, душа воротником... Стук и колокол в голове – это его лбом с треском вышибли дверь.
Его устанавливают на крыльце, как шаткое полено... Придерживают... А затем возникает странное состояние невесомости, крепко подпертое сзади – словно полет на пушечном ядре! Это... все?! Это и есть смерть?.. Еще нет. Это его здорове-еннейшим пенделем в зад запустили в воздух – и он летит по дуге в положении на четвереньках. И в этом положении пропахивает носом землю в зарослях крапивы.
Мир возвращается в звуках и оглушительно пульсирует. Это жандармы во дворе хохочут и аплодируют.
А офицер, цепко фиксируя его расплывчатый взор, подчеркнуто медленно раскрывает кобуру и тянет обшарпанный рабочий парабеллум. И, показывая ему стволом повернуться спиной, назидательно поясняет:
– Пу-пу!
Он послушно поворачивается. Ему уже все равно. Полная блокада эмоций. Равнодушие за чертой. Ничто не имеет значения.
За спиной щелкает затвор.
– Пу-пу!
Он покачивается, спотыкается на месте и падает.
– А-га-га-ха-ха! – немцы просто лопаются и подыхают от хохота. Работа их такова, что сцена представляется вполне и чудно комичной.
Ствол у офицера в кобуре. Отставив большой палец и вытянув указательный на манер пистолета, он грозит вставшему на четвереньки пленному. Так пугают детей.
– Ваньюшка! – металлическим голосом лает офицер. – Бежать! Шнель!
Чьи-то руки вздергивают его и толкают в распахнутые ворота. И он медленно бежит по инерции, качаясь и не понимая своих движений.
А сзади:
– Партизан капут!
У него материализуется большая нежная спина, а в ней позвоночник, сердце, легкие и почки.
– Партизан – пу-пу!
И тут грохает выстрел.
Наш на секунду замирает, собирая отчет в своих ощущениях. Потом с невероятной силой подпрыгивает и бросается бежать с бешеной заячьей скоростью, пригнувшись и уклоняясь резкими зигзагами, как вдалбливали на занятиях.
Далекий немецкий смех гонит его, как парус.
Солдаты сгибаются пополам и машут руками. Стрелявший в небо офицер застегивает кобуру. Много ли на войне развлечений. Казарменный юмор приводит в ужас гуманистов.
Бытие и небытие определяют сознание.
«Пу-пу!!!» – грохочет в ушах.А оглянуться страшно. Стрекочет и взбивает пыль и стерню.
Ну что. Замученные войной солдаты устроили себе маленькое мимолетное развлечение, невинное, в общем. Фашисты.
И он во весь дух, не помня себя и строча ногами чаще швейной машинки, добежал до леса и, на крыльях неизбытого ужаса, как написали бы в романе прежних лет, или в сжигании экстремального выброса адреналина, как предпочли бы написать сейчас, несся еще километра три через лес, задыхаясь и ломясь сквозь заросли, пока не свалился у какого-то ручейка...
...Потом он дышал. Хрипел, свистел, захлебывался и пускал пузыри.
Когда перестал трястись, хлынули потоком неконтролируемые бесшумные слезы. Слезы ласкали лицо, и он уплыл в сладкий и мертвый сон.
Физиология, стресс.
Проснувшись, долго пил, окуная горячее лицо в прозрачную коричневую воду протоки, стирал мокрые штаны, обмыл изодранные стерней и сбитые дорогой ступни и перемотал оторванными рукавами.Четыре дня он блуждал, питаясь ягодами. Пока не вышел, наконец, в район медведевского соединения. Где ему хватило ума эту историю на всякий случай не рассказывать: контакт с врагом, знаете, это всегда требует проверки. А так – ну, заблудился, бывает, дело обычное.
«Вот после этого, – рассказывал он позднее, – я действительно возненавидел фашизм. И мечта об его уничтожении, физической ликвидации врага, стала моей личной мечтой. Я стал фаталистом. Потому что понял – есть у каждого разведчика свой покровитель на небесах. И никогда не надо впадать в панику – еще неизвестно, как в последний момент все обернется. Короче, в боксе главное – хладнокровие!»
Ну а дальше была обычная военная биография – если кто уцелел: диверсии, переходы, ранение, эвакуация на Большую Землю, еще две заброски, орден Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, медали, еще ранение...»
Вот такое, совершенно противоположное разночтение: или действующая армия, или партизанские отряды НКВД... Хотя в книге Гордиевского О. и Эндрю К. «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева» я нашел следующую фразу: «...во время войны поступил на службу в НКВД.» Это о Молодом...
Но это еще не конец рассказа писателя и философа Михаила Веллера... Читаем далее:
«...После войны немецкое направление, понятно, сократилось. Пошло перемещение кадров, кого куда. Он был еще молод, данные хорошие, способен к языкам; отточил свой английский, который учил как иностранный еще в немецкой школе (он же вроде бы учился в США и должен был знать английский, нет? - прим. Автора сайта); зарубежные стажировки, работа в Австралии и Штатах, где избавился от простительного по легенде немецкого акцента в английском и заменил его на австралийский, который все забивал; звания, рост по службе; не столько героическая, сколько нервная и слоеная жизнь шпиона со своими нерегулярными радостями и неоднозначными надеждами.
И вот уже разгар холодной войны, и умер Дядя Джо, разменяли Берию, Судоплатов сидит, большие перетасовки в спецслужбах, где было тонко, там и рвется, где толсто – сыплется. Короче, отзывают его из отпуска раньше срока. Мотивировка оригинальности столь же свежей, как объяснение Каина Авелю: дело срочное, брат, а под рукой никого же больше свободного не оказалось!
У нашего лондонского резидента сгорела связь. И дежурная, и запасная. Связь необходимо срочно восстановить. А обстановка на планете перманентно предгрозовая: Суэцкий конфликт, НАТО, Бомба, стратегический бомбардировщик «Вулкан», Хрущева в Портсмуте чуть не взорвали с крейсером «Орджоникидзе», сами понимаете. Для нас, профессионалов, мира нет.
Ну что. Болгария, смена документов, самолет, Аргентина, смена документов, самолет, Австралия, смена документов, самолет; и уже из Канады он прилетает в Хитроу. Язык, легенда, документы, деньги, время на адаптацию.
В результате всех суперосторожностей он не знает о резиденте ничего.
Вообще никаких примет: ни возраст, ни внешность, ни даже пол, не говоря о профессии или месте обитания. И никакого пароля. Известна лишь точка рандеву: Риджент-парк, внешняя восточная аллея, четвертая скамейка от Йоркских ворот. И время: седьмое и двадцатое число каждого месяца, двенадцать тридцать пополудни, ни секундой раньше или позже. Все, что ему следует иметь – это оксфордский галстук и перстень с печаткой на среднем пальце правой руки. Случайное совпадение двух примет с местом и временем исключено по теории вероятности: достаточно.
И вот он, среднезатертый австралийский бизнесмен, который пытается открыть в Лондоне филиал своей конторы типа «Рога и копыта кенгуру», снимает гостиницу поближе к Риджент-парку и иногда там гуляет.
Англичане блюдут любовь к пешим прогулкам как милую национальную традицию, и парковые аллеи мерят шагами джентльмены и леди всех мастей и калибров, замучишься обращать на себя внимание. А легенда у него надежная, и опасности не выявляется никакой: окопался, проверился, все в порядке.
И он хронометрирует шаги до нужной скамейки, добиваясь идеальной точности.
И двадцатого числа, выверив секундную стрелку по сигналам радио, он идет по заветной аллее. Детишки бегают и крутят велосипеды, клерки читают газеты на скамейках или разминают ноги ходьбой, пока у них перерыв, сонно ползают пенсионеры и опасливо смотрят индусы.
Стопроцентный Лондон, одним словом. И никто не подходит и не окликает.
А наш периферийным зрением тестирует проходящих клерков: пиджачки, галстучки, все аккуратно... только аура блеклая. А если это леди?
Красотка – или старуха?
Седьмого числа сцена повторяется под копирку. Дети, клерки, старики, индусы.
А в верную секунду навстречу движется красавец-индус. Он высок и блестящ. Он в оксфордском галстуке, и на пальце у него перстень. Оп!
И наш ест его глазами! Индус ласково улыбается, скромно отводит взгляд и идет мимо. Стоять? Ждать? Идти? Окликать? Палец не тот!..
А навстречу индусу деловито движется один из гуляющих клерков, хмуроватый такой, средних лет, неприметный, с портфельчиком.
Рост средний, внешность неопределенно-средняя, и портфельчик обычнейший, и потертый костюмчик явно от Маркса и Спенсера. И жалованье на его лице написано среднее, и средние на нем же заботы.
Равнодушно и не замечая окружающих, он минует индуса и в своем направлении скользит мимо лица нашего своими водянисто-серенькими английскими глазками. И произносит по-русски:
– Блядь! Так все-таки партизан!
Вот так Конон Молодый второй раз в жизни встретился с полковником Рудольфом Абелем.
– У тебя всегда такая тупая рожа? – поинтересовался тот. – Пу-пу! »2
(Специалисты по истории внешней разведки СССР утверждают, что этого не могло произойти в принципе. Но кто его знает...)
За мужество и храбрость, проявленные при выполнении заданий командования во время Великой отечественной войны 1941-1945 гг., Конон Молодый награждён государственными наградами: орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги», а также почетным нагрудным знаком солдатской доблести «Отличный разведчик».
В 1946 году демобилизовался и поступил в на юридический факультет Института внешней торговли. В институте изучил китайский язык.
В 1951 году, по окончании института, остался преподавать в нём китайский язык. Принимал участие в создании учебника китайского языка.
Генерал-лейтенант Виталий Павлов, который в начале 1950-х годов был руководителем англо-американского отдела нелегальной службы советской внешней разведки и изучал Молодого в качестве кандидата на работу в органы государственной безопасности, в своих мемуарах писал: «Тогда Конон Трофимович произвел сильное впечатление, надолго оставшееся в памяти. Он всегда стоял особняком, как, в известной мере, образец идеального разведчика...
...Когда он был еще студентом третьего курса института, на него обратила внимание советская разведка. Изучение его личных и деловых качеств в течение двух лет только подтвердило соответствие его кандидатуры высоким требованиям, которые предъявляет к разведчикам работа в нелегальных условиях.
В органах внешней разведки с 1951 года. Когда он был командирован для выполнения специального задания в Канаду, официальной версией его отсутствия в СССР была командировка в Китай от Внешторга. На почтовых штемпелях писем жене всегда стояли китайские иероглифы. Даже сувениры, которые присылал Конон, и те были китайскими. Разведка залегендировала резидента с конспиративным псевдонимом Бен основательно.
В начале 1954 г. Молодый прибыл в Канаду по поддельным документам, пробыл там несколько месяцев, получил подлинные документы и стал Гордоном Лонсдейлом (англ. Gordon Lonsdale) (настоящий Лонсдейл действительно существовал, но погиб при невыясненных обстоятельствах около 1943 года).
В одном из интервью сын Конана - Трофим рассказал следующее: «Легенда была такая. Его «папа», канадец Лонсдейл, действительно погиб на войне, «мама» умерла. Документы, имевшиеся у разведки, были подлинные. Так что году, по-моему, в 1953-м — начале 1954-го Гордон объявился в Канаде.
Там пробыл месяца три-четыре. Легализовался, получил совсем подлинные документы. И в Америку приехал, чтобы, опять-таки по легенде, получить хорошее образование.
Оттуда — в Лондон, где, как совершенно верно вычислили еще в Москве, учеба обходилась гораздо дешевле. Да и в Штатах долго оставаться было нельзя: не будешь же размышлять годами, куда ехать учиться, не стыковалось бы это с легендой. И как бы Гордон объяснил, на что он живет в Нью-Йорке?
Тут во время всех этих переездов произошла история, которая может случиться с любым разведчиком-нелегалом. В парижском аэропорту к нему бросился с объятиями однокашник Жора Маслов. И здорово обиделся, когда Конон Молодый, пять лет с ним проучившийся, не признал его за своего. » (На сайте Службы Внешней разведки Украины в статье Александра Скрипника «Встретил старого друга?» читаем, что эта история произошла в Лондоне намного позже. Об этом ниже. -прим. Автора сайта )
Итак, он переехал в США якобы для получения образования. Оттуда, в марте 1955 года, он переехал в Великобританию якобы с целью продолжить своё образование (изучать китайский язык).
«Обучение» Конона Трофимовича помогло выявить в Лондонском университете целый ряд офицеров британской и американской разведок, которые зубрили язык для работы в Китае. Один из товарищей Лонсдейла по учебе даже признался ему на прощанье: «Знаешь, Гордон, из всей нашей группы только ты и я — не разведчики».
Конону тогда вообще пришлось нелегко: надо же было делать вид, что он, начинающий бизнесмен, совсем не знает китайского. А однажды сокурсник чуть не заставил его рассмеяться и нарушить всю конспирацию: учил Лонсдейла пить русскую водку маленькими рюмками.
Лонсдейл (у него был псевдоним «Бен») должен был внедриться в английские военные круги и собрать информацию о британских и американских военно-воздушных базах, а также добыть сведения о последних разработках Великобритании в области эксплуатации ядерных реакторов на подводных лодках и создании бактериологического оружия.
Благодаря общительному характеру, а также особому чутью Лонсдейл вскоре становится преуспевающим бизнесменом: на деньги КГБ он открывает фирму по продаже торговых автоматов, затем — предприятие по производству и сбыту автомобильных противоугонных устройств.
Счета в банках пополняются ежедневно, и вскоре Лонсдейл становится миллионером. Электронный замок, изобретённый на одном из предприятий Лонсдейла, в 1960 году на выставке в Брюсселе получил золотую медаль.
В Лондоне Лонсдейл ведёт светский образ жизни, его знают в лучших лондонских клубах. Якобы по делам фирмы он много ездит по стране и заводит нужные связи.
Иногда режиссеры шпионских фильмов для большей интриги вставляют в сценарий эпизод, когда разведчик, находящийся за границей под другим обличьем, случайно сталкивается с бывшим другом, знакомым или однокашником. При этом зрителя вместе с героем фильма заставляют переживать острую психологическую сцену и следить за тем, как он выпутывается из этой непростой ситуации.
Хотя такие эпизоды не всегда являются художественным вымыслом. Эти сюжеты подсказывает сама жизнь разведчиков, полная неожиданностей, опасностей, риска. Где и как происходят случайные встречи и чем они заканчиваются?
«В один из туманных дней в Лондоне в небольшой телевизионный магазинчик на знаменитой Бейкер-стрит зашел представительный чопорный англичанин средних лет в строгом костюме со своей деловой партнершей-француженкой. Галантным кавалером, владеющим несколькими фирмами по изготовлению и продаже автоматов, торгующих различными напитками, другими мелкими товарами и ширпотребом, и заработавшим на этом миллионное состояние и звание сэра по высочайшему повелению королевы Англии был не кто иной, как Гордон Лонсдейл, он же – советский разведчик-нелегал Конон Трофимович Молодый, он же – «Бен».
После удачно завершившихся переговоров он решил сделать даме небольшой подарок перед ее отъездом во Францию – телевизор.
В тот момент, когда выбор уже был сделан, покупка оплачена и оставалось только решить вопрос о доставке товара на пароход, отправляющийся вечером через Ла-Манш, неожиданно за спиной раздался радостный возглас на русском языке: «Конон!»
Как ни в чем не бывало, Лонсдейл продолжал спокойно давать последние указания продавцу. Однако, спокойно ли?
Обернувшись к даме и что-то говоря ей нарочито громко на английском языке, он краем глаза увидел возле входной двери своего однокашника Жору. В свое время они вместе пять лет проучились на китайском отделении института. Мало того, Жора плюс ко всему был женат на лучшей подруге жены Конона Трофимовича, так что знали они друг друга как облупленные. Вот только после окончания института не виделись.
Жора все это время работал во Внешторге и из распространенной для всех информации знал, что Молодый работает по линии того же Внешторга в Китае. О его работе в разведке он даже не догадывался.
И вот через несколько лет такая неожиданная встреча. Жорка, весь радостный и сияющий, стоял у двери, раскинув в стороны руки, готовый броситься к другу с объятиями. Но тот, лишь бросив на него невзначай ничего не значащий холодный взгляд, продолжал общаться с женщиной, никак не реагируя.
Тогда Жора, ничего не понимающий, но уже с издали зародившимися какими-то сомнениями, подошел ближе, положил руку на плечо, - хотя несколькими секундами раньше хотел схватить его в охапку и расцеловать, - и немного сконфуженно произнес: «Конон, ты что, оглох? Это же я, Жора!»
И тогда Молодый, освободив плечо от его руки, очень спокойным голосом, как будто отмахиваясь от назойливой мухи, вежливо произнес на чистом английском языке: «Извините, я не знаю вас».
Жора с вытаращенными глазами и повисшей рукой попятился назад, что-то под нос бормоча и тоже извиняясь. При этом француженка громко рассмеялась, взяла Лонсдейла под руку, и они удалились с магазина, что-то живо между собой обсуждая.
Эта история имела свое продолжение в Москве через много лет. После работы в Англии, ареста, четырех лет тюрьмы и обмена на английского разведчика Винна Конон Молодый вернулся на Родину, и его жена решила на Новый год собрать дома старых друзей. Естественно, пришла и лучшая подруга с мужем Жорой. И вот настал черед Жоре говорить тост.
Он поднимается и начинает с того, что еще лет пять назад, будучи в Лондоне в краткосрочной командировке, как-то зашел на Бейкер-стрит в один из магазинов. Затем, повернувшись к Молодому, продолжил: «И вдруг я увидел возле прилавка, - Конон, ты в это не поверишь, - абсолютно похожего на тебя человека, прямо как двойника. Я уже ринулся было навстречу с объятиями, а он мне: экскьюз ми, обознались». И в завершение Жора провозгласил тост за удивительные совпадения и колоссальные возможности природы.
Все выпили, поудивлялись, лишь Молодый с женой многозначительно переглянулись между собой.
Это уже гораздо позже, после съемок фильма «Мертвый сезон» Лонсдейла рассекретили, а до этого даже во время обмена он проходил как польский разведчик.»
Связь с Центром Молодый осуществлял через своих радистов Мориса и Леонтину (Леонеллу) Коэн (оперативный псевдоним «Дачники»), живших в Англии по документам новозеландцев Питера и Хелен Крогер. В течение шести лет резидентура Бена (оперативный псевдоним Молодого К.Т.) добывала ценную секретную документальную информацию, которая высоко оценивалась Центром.
Самое удачное для Лонсдейла знакомство произошло в Портленде — с Гарри Хаутоном (другой вариант - Хафтоном), клерком засекреченной военно-морской базы (Управлении подводных вооружений), кличка «Шах». Хаутон имел доступ к секретным документам. В течение нескольких лет он продаёт Лонсдейлу секреты, которые впоследствии сэкономят СССР несколько миллиардов долларов на разработку систем вооружения. Хаутон стал основным агентом Бена.
В той же книге Гордиевского О. и Эндрю К. «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева» читаем: «К своим английским агентам Молодый относился с тем цинизмом, который был так характерен для профессионалов КГБ времен холодной войны: «Резидент, которого еще называют «шефом», если вербует агента, по-нашему «помощника», делает вид, что вовсе его не вербует, а просто покупает нужную информацию... А коготок у агента увяз, он из этого уже не вылезет. Агент тот хорош, кто обладает следующими данными: служит, например в военном ведомстве на невысокой, но ключевой должности, дающей доступ к информации, не выслуживается в старшие офицеры, носит амплуа неудачника..., любит выпить (а это дорогого стоит!), имеет слабость к женскому полу (что тоже недешево!), критически относится к своему правительству и лояльно к правительству резидента.»
Молодый признавал, впрочем, что было бы предпочтительно, если бы у агентов была «четкая идейная основа».
Так же цинично отзывался Молодый и о том, что разведчик вынужден довольствоваться случайным сексом вместо большого чувства: «И без женщины разведчику нельзя, и с нею тоже невозможно! Один мой коллега, намучавшись, поступал так. В Англию из Франции приезжали на языковую практику молодые женщины, это называется «опэр» (на пару)... Главное их достоинство, с точки зрения моего коллеги, заключалось в том, что пребывание их в стране ограничивалось трехмесячным сроком. С этими молодыми и прекрасными дамами он и появлялся на людях. Через три месяца: гуд бай, май диа гел! Адью, сэр! И на память о замечательно проведенном времени невинный презент: то ли шубка, то ли колечко...
Ветеран внешней разведки полковник Василий Дождалев, который лично поддерживал периодический контакт с Беном и работал с одним из его источников в Англии, отмечал: «У меня как разведчика посольской резидентуры был в то время на связи Гарри Хаутон — наш агент, работавший в этом центре. Но как дипломат я не мог выезжать за 25-мильную зону для встречи с ним, а у него не было возможности часто бывать в Лондоне. Вот его я и передал на связь Лонсдейлу...
Думаю, Москва знала о подводном флоте Великобритании не меньше, чем сама королева Елизавета.
Помимо того, что мы полностью владели ситуацией, брали на вооружение и какие-то новые разработки. Полученные данные направляли в институты, в конструкторские бюро, активно внедряли в жизнь. Скажем, целая серия наших эхолотов была сделана на основе английских. Интерес к этим материалам был огромен».
А в архивных документах Службы внешней разведки России по этому поводу, в частности, указывается: «Это было одно из наиболее эффективных звеньев внешней разведки, которое успешно добывало секретную политическую, научно-техническую и военно-стратегическую информацию в важнейших учреждениях Англии и военных базах США, расположенных на ее территории».
Английский морской офицер Гарри Хаутон и его приятельница Элизабет (по другому варианту - Этель) Джи работали в хранилище секретной информации. Здесь находились документы, касающиеся проектов подводных лодок, с которых должны были запускаться ядерные ракеты «Поларис».
Простой уборщицей в этот отдел удалось устроить советскую разведчицу Леонеллу Коэн, которая вместе с мужем Морисом Коэном обосновалась в соседней деревушке.
Гарри Хаустон и Элизабет Джи подбирали чертежи, Леонелла Коэн по вечерам выносила их домой, Морис Коэн фотографировал, наутро документы возвращались в сейфы. Вскоре микроплёнки попадали к владельцу фирмы «Лонсдейл», а затем отправлялись в Москву.
Согласно одной из версий, Хаутон, которому Лонсдейл платил наличными, распоряжался деньгами необдуманно: купил дорогой автомобиль, гулял в дорогих ресторанах, и за ним было установлено наблюдение, а выявить его причастность к утечке информации было уже делом техники.
Провал произошёл из-за предательства сотрудника польской разведки Михала Голеневского, перебежавшего в США (кодовое имя «Снайпер»), который сообщил ЦРУ о том, что Хаутон был завербован польской разведкой.
Расследование этого дела было поручено Питеру Райту, сотруднику английского отдела контршпионажа (в лондонском МI-5), к тому же - талантливому радиоинженеру, применившему новые, изобретенные им методы радиоразведки.
Группе Райта удалось определить, что этот «контакт» был канадским бизнесменом Лонсдейлом, а при дальнейшем слежении его фотопринадлежности и другое «cпецоборудование» было идентифицировано как русское.
Райту удалось почти два месяца прослушивать радиосвязь Лонсдейла с Москвой (кодированную, которую англичане дешифровывали).
Как позже писал в своей книге Райт: «Лонсдейл, при всем его профессионализме, был какой-то «очень человечный шпион». Нет, он не был похож на этого морского офицера, Хаутона, шпионившего ради денег. Он не был изменником, он делал свою работу - как мы». Сотрудники МI-5 намеревались продолжать слежку за Лонсдейлом: они предполагали, что у него должны существовать, кроме Хаутона, еще другие «источники».
Но дело спутал Голеневский, который, подозревая, что польское начальство уже знает о его двойной роли, решил бежать на Запад, после чего Лонсдейл, предупрежденный Москвой, мог бы «исчезнуть». Поэтому было решено арестовать Лонсдейла не откладывая, а также арестовать супругов Крогеров, владельцев антикварной лавки, у которых он часто бывал в пригороде, на 45 Кранли Гарденс.
Ответственным за операцию назначили детектива Джорджа Смита, суперинтенданта полиции (полицейский чин, следующий после инспектора) из особого отдела лондонского уголовного розыска.)
7 января 1961 г. Гарри Хафтон приехал в Лондон. На этот раз с ним была Этель Джи. На вокзале Ватерлоо их дожидалось по меньшей мере 15 агентов службы безопасности, замаскированных под пассажиров и продавцов газет. Среди них был и Джордж Смит.
Поезд опоздал на 45 минут. Может быть, из-за этого опоздания, может быть, из-за жуткого холода люди Смита заметили Хафтона и Джи только тогда, когда они выходили из здания вокзала и направлялись к автобусной остановке. Только один переодетый полицейский успел запрыгнуть в автобус, все остальные безнадежно отстали.
К счастью для незадачливых полицейских, это была всего лишь развлекательная поездка по городу с целью знакомства с достопримечательностями. Примерно через час Хафтон и Джи вернулись на вокзал Ватерлоо и оттуда направились на улицу Олд-Вик. Там их встретил Лонсдейл.
Как истинный джентльмен, он забрал у Этель тяжелый пакет. Смит, следивший за ними, бросился наперерез.
«Вы все арестованы, - объявил он. - Я из полиции».
К ним подъехали три машины. Лонсдейла запихнули в первую, Хафтона - во вторую, Джи - в третью. Машины сорвались с места и помчались в участок. Кто-то из офицеров объявил по рации: «Подозреваемые задержаны. Везем».
В пакете Джи нашли четыре секретных документа из Портленда и пленку из 300 кадров, на ней были отснятые чертежи и документация об устройстве британских подводных лодок с ядерным двигателем.
Всех задержанных обвинили в нарушении закона о неразглашении секретных сведений. Каждый отреагировал по-своему.
«Каким же я был идиотом!» - воскликнул Гарри Хафтон.
« Я ничего плохого не сделала», - заявила Этель Джи.
« Похоже, что мне придется здесь заночевать, - спокойно проговорил Лонсдейл. - Не могли бы вы подыскать мне партнера по шахматам?»
Его просьбу удовлетворили. Пока Лонсдейла содержали под стражей, среди его надзирателей всегда был человек, хорошо игравший в шахматы. Смит восхищался выдержкой Лонсдейла и относился к нему с искренним уважением. Однажды он заявил журналистам: «Его работа была не подарок - так же как у меня или у вас. Но он с ней справлялся отлично. Как я могу осуждать человека за то, что он хорошо исполняет свою работу?»
Примечательно (особенно для советских граждан, не знавших понятия «открытая пресса»), что МI-5 просил, чтобы в течение двух суток после ареста в прессе об этом не было никаких сообщений: тогда спецслужбы могли бы еще двое суток прослушивать связь с Москвой. Но произошла намеренная утечка - «избранным» репортерам сразу же сообщили о «раскрытии большого шпионского гнезда».
При девятидневном обыске дома Крогеров было найдено множество хитро спрятанного шпионского фото- и радиооборудования, в основном, неизвестного англичанам вида.
«...в тайнике под полом на кухне был обнаружен передатчик, достаточно мощный, чтобы вести передачи на Москву, и коротковолновый приемник для прослушивания радиопередач из Москвы в высокочастотном диапазоне, спрятанные в карманных фонариках и в зажигалке одноразовые шифрблокноты, спрятанное в пудреннице микроточечное считывающее устройство, принадлежности для изготовления микроточечных сообщений, банка из-под печенья, в которой находился магнитный железооксид, который используется при нанесении на пленку радиограмм для скоростной передачи азбукой Морзе, тысячи фунтов, долларов, дорожных чеков и семь паспортов»
Во время ареста, следствия и судебного процесса Молодый К.Т. вел себя стойко и мужественно, не выдав никаких секретов.
Состоявшийся в марте того же года суд над разведчиком-нелегалом приговорил его к 25 годам тюремного заключения.
Суду так и не удалось доказать причастность Лонсдейла к советской разведке. Из книги «Гордон Лонсдейл: «Моя профессия — разведчик»»: «... Затем в соответствии с правилами английского судопроизводства полагалось выступить суперинтенданту Смиту:
- Нам не удалось установить его подлинную личность. Но, по-моему, он русский... Кадровый советский разведчик...
В списке подсудимых я был третьим. Но именно с меня начал приговор верховный судья лорд Паркер:
- Вы, Лондсдейл, явно кадровый разведчик. Это опасная профессия, и человек, принадлежащий к ней, должен быть готовым серьезно пострадать в случае обнаружения... Вы отправитесь в тюрьму на 25 лет!
Зал ахнул. Лорд Паркер торжествовал. Это были минуты его славы: вместе с Гордоном Лонсдейлом он входил в историю английского правосудия».
Хаутон же до последнего думал, что продавал секреты американскому офицеру.
В уже известной нам книге Гордиевского О. и Эндрю К. «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева» читаем: «Мемуары Хаутона, написанные им через десять лет после того, как он вышел из тюрьмы, красноречиво свидетельствуют о том, как Молодый успешно обманывал его.
В своем московском интервью Молодый ясно дал понять, что считал таких агентов, как Хафтон, обиженными богом и судьбой. Хафтон же наивно полагал..., что с самой первой встречи с Молодым «их связывали прочные узы дружбы».»
Процесс над Лонсдейлом освещали более 200 журналистов. На первой полосе английской «Дейли скетч» был помещен снимок Конона, сидящего на скамейке в Гайд-парке. Ниже — набранная крупным шрифтом подпись: «Но кто же он?»
На процессе Конон отлично контролировал себя, не расслаблялся ни на минуту, следил за своими жестами, выражением лица, чувствуя, как за ним внимательно наблюдает зал. В заключительном заявлении на суде советский резидент взял на себя всю вину, пытаясь облегчить участь супругов Крогеров.
Публицисты Буллок и Миллер в своей книге «Кольцо шпионов» отмечали: «Приговор (25 лет) заставил ахнуть публику, заполнившую битком помещение суда. Даже самые максимальные предсказания, которые делали вовсю в течение нескольких дней, не превышали 14 лет заключения.
Лонсдейл же воспринял приговор с полуулыбкой и, четко повернувшись, быстро спустился по ступенькам к камерам, расположенным этажом ниже...»
За кадром осталось одно событие, которое произошло спустя несколько недель после того, как в 1961 году советскому разведчику в Англии был вынесен обвинительный приговор — 25 лет заключения в Королевской тюрьме.
Москва. Неприметная серая «Волга» модели «ГАЗ-21», выехав с площади Дзержинского, понеслась в район Театра Советской Армии. За бывшим парком ЦСКА, где располагались еще не снесенные довоенные бараки, машина припарковалась у невзрачного одноэтажного домишки.
Вскоре представители руководства управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР уже сидели за столом в маленькой комнатке, хозяйкой которой по спискам жэка значилось Пешикова Галина Петровна. В паспорте гражданки Пешиковой стояла печать загса о браке с гражданином Молодым — тем самым, что был известен в Англии как Гордон Лонсдейл. Рассказав супруге разведчика о процессе в Лондоне, коллеги Лонсдейла подарили Галине Петровне массивный золотой перстень с аквамарином. На перстне тонкой гравировкой было выведена надпись: «За умение ждать».
Тогда никто не знал, сколько лет предстоит ждать жене Конона Молодого и как сложатся судьбы разведчика и его любимой женщины...
В Англии у Лонсдейла было несколько автомобилей, загородная вилла, роскошные номера в лучших отелях Лондона, снятые на постоянно. Всё это он приобрёл на заработанные бизнесом деньги.
Незадолго до ареста королева Великобритании пожаловала Лонсдейлу рыцарский титул «за большие успехи в развитии бизнеса на благо Соединённого Королевства».
Бен всегда был оптимистом, встречавшим любые невзгоды, большие и малые неприятности с уверенностью, что все преодолеет. В тюрьме он перевел около десятка английских книг на русский язык и – почти две тысячи страниц текста.
Однако, будучи уже в Москве, разведчик вспоминал: «Должен признаться, что в тюрьме я неожиданно остро ощутил одиночество. При мысли о своих родных и близких, живущих за тысячи миль, мне становилось очень грустно. Но я всегда находил утешение в мыслях, что моя работа полезна, в сущности, всем людям, включая и моих близких...»
Примерно через год, когда Лонсдейл и Крогеры находились в бирмингемской тюрьме, англичане установили, что Гордон Лонсдейл - это Конон Трофимович Молодый, а Крогеры - это Морис и Лона Коген, которых ранее ФБР разыскивало, как «участников атомного дела» Розенбергов.
В ноябре 1962 года Бен прочитал в одной из лондонских газет сообщение об аресте в СССР по обвинению в шпионаже английского коммерсанта Гревилла Винна. Это известие породило у него вполне обоснованные надежды на возможный обмен.
В 1964 году Молодый К. Т. был обменен на агента британских спецслужб Винна, арестованного в Москве.
Гревилл Винн, английский шпион и связник Пеньковского, разоблачённый в СССР, был необходим британской разведке. И английские власти идут на обмен: Гордон Лонсдейл — Гревилл Винн.
Из книги «Гордон Лонсдейл: моя профессия — разведчик»: «9 апреля 1964 года я понял: решение об обмене принято. Можно было считать дни. Но считать пришлось недолго.
Утром 21 апреля заключенного номер 5399 отвели в баню. В приемной меня ждала одежда, в которой я был арестован: темный плащ, серый с зеленым отливом костюм, черные ботинки, белая сорочка, галстук...
Во дворе тюрьмы меня посадили на заднее сиденье машины, которая покатила прямо к ожидавшему ее самолету военно-транспортной авиации. Мы приземлились на авиабазе Готов в английском секторе Западного Берлина...
Наконец мы выбрались на шоссе, ведущее в Гамбург. Миновали западноберлинский КПП, не останавливаясь въехали в нейтральную зону.
Ровно за 30 секунд до назначенного времени на стороне ГДР поднялся шлагбаум. Оттуда выехала автомашина. Из машины вышел человек. Я сразу узнал его — это был мой старый друг и коллега. Он приблизился к «Мерседесу» и улыбнулся. Я тоже улыбнулся в ответ.
Мы не сказали друг другу ни слова... »
Английский разведчик Гревил Винн оказался практичным человеком. Узнав, что его везут менять на Лонсдейла и при этом возвращают конфискованные при аресте советские деньги, Винн сказал: «Зачем они мне? Ведь я поеду без таможенного досмотра. Так купите на всю сумму черной икры... »
После этого на родине его назовут «килькой», которую русские так выгодно обменяли на свою «акулу».
Примерно через год после обмена в Англии вышла (на английском языке) книга «20 лет на советской секретной службе». Автором значился Гордон Лонсдейл и рассказывалась в книге его, Лонсдейла, биография.
В соответствии с разработанной ранее в центре легендой его родители были канадцами; после немного туманных переездов семья (мать, ее второй муж и сын Гордон) оказались в середине 30-х в Польше, во Львове. Гордон еще юношей примкнул к левому движению, во время немецкой оккупации он был в партизанском отряде; раненый, лечился в госпитале в Москве (с этих военных времен события его жизни приобретают весьма достоверную окраску - вероятно, с тех пор основная канва жизни «Лонсдейла» соответствовала жизни Молодого).
Так может быть Михаил Веллер пересказал выше «официальную» биографию Лонсдейла?
Как стало известно позже, эту книгу-биографию дали для редактирования Киму Филби, который жил уже в Москве, вполне материально обеспеченный, но изнывавший (и сильно пивший) без достойной работы. И этому редактированию он был очень рад. Книга была снабжена многими фотографиями Лонсдейла. В Англии ее читали с интересом, а советские граждане о ней просто не знали.
После возвращения на Родину Молодый работал в центральном аппарате разведки. В Москве Конону с Галиной и двумя детьми (второй ребенок - дочка Галины, которую Конон удочерил) выделили двухкомнатную квартиру. Разведчик стал также обладателем новенькой «Волги» и пожизненного пенсиона в 400 рублей.
Однажды на загородном пикнике, куда любили выезжать на своей машине супруги Молодые, Конон признался супруге: «Я бы снова поехал в такую же командировку». Но, увидев испуганные глаза Галины, усмехнулся и поспешил успокоить : «Увы, отпечатки моих пальцев имеются теперь у всех полицейских управлений мира».
Опять же, из воспоминаний сына Конона: « Единственное, чего он хотел, так это снова работать. Помню, случайно услышал его разговор с мамой: «Галюша, хочу сделать пластическую операцию и снова уехать. Ты к этому готова? ».
Не успел, не вышло... »
Умер Конон Молодый 9 сентября 1970 года, в возрасте 48 лет. Во время одной из загородных прогулок у него внезапно остановилось сердце.
Существует апокрифическая история его смерти, записанная врачом вдовы Конона Трофимовича:
« ... Однажды три супружеские пары (бывшие разведчики с женами) поехали на двух собственных машинах по грибы, решив отдохнуть подальше от Москвы, километров за двести.
Грибники побродили по лесу несколько часов, затем расположились на лужайке и принялись жарить шашлыки.
Женщины расстелили скатерть, устраивая импровизированный стол. Когда все было готово, разлили по рюмкам водку, чокнулись и... Конон Трофимович только успел поднести к губам рюмку, как вдруг потерял сознание, захрипел и упал на траву.
Друзья моментально положили его в машину и повезли в ближайшую сельскую больницу. Целые сутки они не покидали больницы. Ходили в волнении по приемной, то присаживались на скамейку, то вскакивали, надеясь, что вот-вот выйдет врач и скажет: «Не волнуйтесь! У больного был обморок. Ему уже лучше!»
Врач действительно среди ночи вышел.
- Ваш друг находится в бессознательном состоянии. У него обширный инсульт, состояние крайне тяжелое.
Не приходя в сознание, Конон Трофимович скончался.
Ночью, после его смерти, по радио, сквозь глушители, жена услышала сообщение об обстоятельствах грибной прогулки и смерти известного советского разведчика. Врач сельской больницы понятия не имел, кем являлся доставленный больной, а «вражьи голоса» всю ночь повторяли и повторяли, что Конон Молодый - он же Гордон Лансдэйл, - известный советский разведчик, скончался внезапно от инсульта...
С тех пор прошли десятилетия, а я все еще не могу понять, каким образом были получены сведения в то время, когда тело умершего еще находилось в сельской больнице?!»7
Действительно, а как?...
«Этот сюжет достоин Агаты Кристи: посторонних нет. Все присутствующие - подозреваемые !
Минул год. Однажды вдова пришла ко мне в отделение, показала книгу, написанную ее мужем и изданную за рубежом на английском языке. В ней помещены фотографии интернациональной группы разведчиков, работавших под началом Молодого.
Г. П., показывая на фотографии, поясняла: - Этот умер от рака в возрасте сорока двух лет. А эта умерла от инфаркта сорока четырех лет.
И все в таком духе. Никто не дожил до пятидесяти.
А Конону Трофимовичу едва стукнуло сорок восемь.»...
Прах Конона Трофимовича Молодого покоится на Донском кладбище Москвы. На мраморной плите его могилы выбито: «Конон Трофимович Молодый, полковник».
За большие заслуги перед Родиной Молодый был награждён орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1 и 2 степени, Красной Звезды, многими медалями и знаком «Почётный сотрудник органов безопасности».
Некоторые эпизоды деятельности К. Т. Молодого легли в основу фильма Саввы Кулиша «Мёртвый сезон». Исполнитель роли Ладейникова Д. Банионис внешне похож на Молодого. Сам Молодый был одним из консультантов фильма (под псевдонимом Панфилов) и настоял, чтобы Банионис играл роль главного героя.
Был в советское время анекдот: Брежнев решил инкогнито, а-ля Гарун аль-Рашид, прогуляться по Москве. Ознакомиться на ощупь с жизнью вверенного народа. Бродит переодетый: не узнают. Даже обидно. Тут двое встречных переглядываются, быстро спорят о чем-то, один догоняет его и вежливо спрашивает: «Простите, пожалуйста, у вас такое знакомое лицо, вы не можете напомнить вашу фамилию? Я ее прекрасно знаю, просто забыл». Брежнев с удовольствием, стараясь говорить как можно разборчивее, чтоб не вышло «сосиськи сраные» вместо «социалистическое соревнование», называет фамилию. Человек разочарованно кивает и возвращается к напарнику: «Ну, я ж говорил, дерьмо какое-то... А ты – Банионис, Банионис!»
В семидесятом году литовский актер Банионис переживал свой звездный час. После роли Гордона Лонсдейла в фильме «Мертвый сезон» он стал кумиром публики: обаятельный и непотопляемый советский разведчик, стальной кулак в замшевой перчатке и твидовом пальто, успешный английский бизнесмен и советский патриот.
Грузнеющий, седеющий и шутливо добродушный поверх опасной умной жесткости – он
выгодно контрастировал с бессмертным диверсантом Павлом Кадочниковым, инфернальным красавцем с ноздрями кокаиниста и голосом истерика.
Кстати, по-русски Донатас Банионис говорил с акцентом, и в кино его дублировали.
В 2001 г. в пресс-центре Службы внешней разведки Российской Федерации состоялась презентация уникальной по своему содержанию книги «Письма из тюрем Ее Величества». В ней представлена многолетняя переписка трех заключенных английских тюрем, чьи имена прекрасно известны всему миру. Это знаменитые разведчики супруги Леонтина и Моррис Коэн (Хелен и Питер Крогеры) и их друг и соратник Конон Трофимович Молодый.
Как и всем остальным британским заключенным, им было разрешено писать одно письмо в неделю. При этом требовалось писать на бланке небольшого формата из четырех страниц, вкладывая письмо в открытый конверт, чтобы тюремный цензор мог его прочитать. Если арестант хотел написать кому-то еще, то должен был просить еще один бланк.
345 писем Питера Крогера с 1961 по 1969 годы, адресованные Хелен, их письма Лонсдейлу и его письма Хелен представляют собой потрясающей силы документы, раскрывающие перед читателем внутренний мир трех советских разведчиков, основные черты их характеров, главные из которых любовь, верность и дар дружбы.
Необычайно широк диапазон тем, обсуждаемых в этих «посланиях из прошлого», начиная от духовного наследия Бэкона и оценок британской политики и заканчивая философским восприятием свежей луковицы, поданной узникам к столу, или размышлениями о стирке рубашек.
А еще эти письма — своеобразный путеводитель по английским тюрьмам:
• тюрьма Ее Величества Уинсон Грин роуд, Бирмингем, 18;
• тюрьма Ее Величества Стиал, Уилмслоу, Чешир;
• тюрьма Ее Величества Вормвуд Скрабз, Лондон;
• тюрьма Ее Величества Паркхерст, Ньюпорт, остров Уайт;
• тюрьма Ее Величества Саутхолл, Манчестер.
Джордж Блэйк, опять же - знаменитый советский разведчик, с Лонсдейлом познакомился еще в тюрьме Ее Величества, регулярно встречаясь на ежедневных прогулках в тюремном дворе. По словам Блэйка, этому способствовали неиссякаемое чувство юмора и оптимизм Гордона. Другие заключенные с удивлением наблюдали, как два осужденных разведчика во все горло хохочут над анекдотами, которых Гордон, по словам Джорджа, знал массу.
А еще Блэйк часто вспоминает случай, который произошел в самом начале их заключения: «Как-то летом 1961 года во время прогулки Лонсдейл сказал мне: «Джордж, обрати внимание на мои слова. В 1967 году мы встретимся на Красной площади во время празднования 50-летия Октябрьской революции».
Он тогда начинал отбывать 25-летний срок тюремного заключения, а я — 42-летний. Для того чтобы эти слова сбылись, должно было произойти настоящее чудо. Но реальная жизнь часто бывает более фантастической, чем самое смелое воображение. И чудо произошло. Лонсдейла обменяли в 1963 году, а мне удалось бежать в 1966-м. И в ноябре 1967 года мы оба действительно были на Красной площади...»
Крогеров в октябре 1969 года обменяли на арестованного в Москве английского шпиона Джеральда Брука и еще двух англичан, отбывавших наказание за торговлю наркотиками. Супруги вернулись в СССР, занимались подготовкой наших разведчиков. Посмертно им присвоено звание Героев России. Леонтина скончалась в декабре 1993 года, Моррис — двумя годами позже. За всю историю нашей разведки такими высокими наградами бывшие граждане США были награждены впервые.
Сын Конона Молодый стал пограничником, был начальником далекой заставы, дослужился до майора. Своего сына, в честь отца, назвал Конон...
В одном из своих интервью советским журналистам Конон Трофимович отметил: «Я не воровал английские секреты, а методами и средствами, которые оказались в моем распоряжении, пытался бороться против военной угрозы моей стране»...
 |
Его просьбу удовлетворили. Пока Лонсдейла содержали под стражей, среди его надзирателей всегда был человек, хорошо игравший в шахматы. Смит восхищался выдержкой Лонсдейла и относился к нему с искренним уважением. Однажды он заявил журналистам: "Его работа была не подарок - так же как у меня или у вас. Но он с ней справлялся отлично. Как я могу осуждать человека за то, что он хорошо исполняет свою работуN"
Герой прошедшей войны, свободно владевший многими европейскими языками, Конон Молодый был высокопрофессиональным разведчиком, одним из лучших в КГБ. В возрасте 32 лет он дослужился до звания подполковника и провел несколько блестящих разведывательных операций.
В 1954 г., накануне своего 33-летия, Молодый получает от КГБ особо ответственное задание: собрать информацию о британских и американских военно-воздушных базах и добыть сведения о последних разработках Великобритании в области установки и эксплуатации ядерных двигателей на подводных лодках
Выдающийся разведчик
Под видом канадского бизнесмена Молодый приезжает в Великобританию 3 марта 1955 г. Теперь он уже не Конон Молодый, а Гордон Лонсдейл. Прикрытие было безупречным. Канадец по имени Гордон Лонсдейл действительно существовал. Но настоящий Лонсдейл пропал без вести в Финляндии - предположительно он был убит, - и его паспорт теперь оказался в руках Молодого.
Но Лонсдейл отнюдь не все время беспечно предавался увеселениям. Он делал дело. Сначала он создал фирму по сбыту музыкальных автоматов, потом - компанию по продаже противоугонных устройств для автомобилей. Предприятия стали приносить немалые деньги. Но знакомства и связи были гораздо ценнее денег. По делам компании Лонсдейлу приходилось ездить по всей стране. Во время этих поездок он заводил полезные знакомства, и в том числе - среди военных и сотрудников разведывательных организаций.
Питер Крогер, тихий седой мужчина лет пятидесяти, имел свой собственный 'домашний' бизнес по продаже редких книг. Хелен была ненамного моложе мужа. В доме Крогеров находился целый склад шпионского оборудования, что давало Лонсдейлу возможность поддерживать связь с Москвой. Во время своих многочисленных разъездов по стране - якобы по делам фирмы, а на самом деле для сбора секретных сведений - Лонсдейл познакомился с человеком по имени Гарри Хафтон, ставшим для него бесценным источником информации.
Лонсдейл представился Хафтону как коммандер (воинское звание в ВМС США, соответствует званию подполковника в сухопутных войсках. - Пер.) Алекс Джонсон, сотрудник американского посольства. Вскоре выяснилось, что Хафтон - именно тот человек, который ему нужен. Ради денег Хафтон был готов на все. Кроме того, у него была возможность тайно выносить секретные документы с портлендской базы: его любовница, женщина средних лет по имени Эгель Джи, работала там же референтом. Это было особенно ценно. Сотрудников-мужчин при выходе с территории проверяли гораздо тщательнее, чем женщин.
Однако недавно он купил новую машину, внес 10 тыс. фунтов стерлингов на покупку нового дома и тратил 20 фунтов в неделю на одну только выпивку. Откуда у скромного служащего такие деньгиN Агентам МИ-5 предстояло это выяснить.
В июле 1960 г. Хафтон и Джи поехали в Лондон, в театр на Олд-Вик. Они не знали, что за ними следят. В театре они встретились с Лонсдейлом, который забрал у них портфель и отдал взамен какой-то конверт. Хафтон и Джи вышли на улицу и обходным путем направились к своей машине.
Месяц спустя Хафтон вновь встретился с Лонсдейлом в театре Олд-Вик, и они вместе пошли в кафе. Агенты МИ-5 уселись за ближайший столик и стали прислушиваться к разговору.
"Первая суббота каждого месяца, - уловили они слова Лонсдейла. - И особенно первая суббота октября и ноября".
В последующие недели картина начала проясняться. В первую субботу каждого месяца Лонсдейл встречался с Хафтоном в Лондоне. Они обменивались какими-то свертками, и в тот же день Лонсдейл отправлялся в Ройслип, к Крогерам. Приезжал он обычно в начале восьмого вечера. Так продолжалось три месяца. В конце концов в МИ-5 решили, что Лонсдейла пора 'брать'. Ответственным за операцию назначили детектива Джорджа Смита, суперинтенданта полиции (полицейский чин, следующий после инспектора. - Пер.) из особого отдела лондонского уголовного розыска.
"Вы все арестованы, - объявил он. - Я из полиции".
К ним подъехало три машины. Лонсдейла запихнули в первую, Хафтона - во вторую, Джи - в третью. Машины сорвались с места и помчались в участок. Кто-то из офицеров объявил по рации: "Подозреваемые задержаны. Везем".
"Каким же я был идиотом!" - воскликнул Гарри Хафтон.
"Я ничего плохого не сделала", - заявила Этель Джи.
"Похоже, что мне придется здесь заночевать, - спокойно проговорил Лонсдейл. - Не могли бы вы подыскать мне партнера по шахматамN"
Его просьбу удовлетворили. Пока Лонсдейла содержали под стражей, среди его надзирателей всегда был человек, хорошо игравший в шахматы. Смит восхищался выдержкой Лонсдейла и относился к нему с искренним уважением. Однажды он заявил журналистам: "Его работа была не подарок - так же как у меня или у вас. Но он с ней справлялся отлично. Как я могу осуждать человека за то, что он хорошо исполняет свою работуN"
В сумке оказался магнитофон с записанной кассетой, стеклянный контейнер с тремя микроточками и письмо на пяти страницах, написанное по-русски почерком Лонсдейла. Хелен собиралась сжечь все это в топке.
Теперь пришел черед судебных экспертов. Специальная команда обыскивала дом N 45 на улице Крэнли-Драйв в течение целой недели. Нашли рацию. Нашли оборудование для производства микроточек. Среди книг Питера Крогера отыскались списки сигнальных кодов, даты радиопередач и два новозеландских паспорта. В коробке для письменных принадлежностей лежали канадские паспорта. Повсюду находили пачки денег.
Обыск в квартире Лонсдейла также принес результаты. Полиция обнаружила там оборудование для производства микроточек, еще одну рацию и кучу денег. Столь же явные улики отыскались и в доме Хафтона: секретные документы, вынесенные из портлендской военно-морской базы, фотоаппарат и коробок спичек с двойным дном с миниатюрной-картой мест встреч в Лондоне.
Лонсдейл лишь улыбнулся. Он знал, что в британской тюрьме он задержится (ненадолго. Во времена 'холодной войны' были распространены обмены разведчиками 'баш на баш'. Лонсдейл не без оснований полагал, что СССР попытается обменять его на какого-нибудь английского разведчика, провалившегося в Советском Союзе. И он оказался прав. Через три года его обменяли на одного английского шпиона, схваченного в Москве. Лонсдейл вышел на свободу.
Провал резидента. Конон Молодый — великий разведчик или мистификация?
С именем Конона Молодого связано несколько поучительных историй. Судя по его воспоминаниям, с 1940-го по 1941 год он жил в Варшаве и как фольксдойче служил в организации "Тодт", занимаясь сбором данных для агентурной сети, созданной немецкими коммунистами. Несколько раз он посещал фашистскую Германию, и однажды в одном из немецких городов ближе к вечеру какой-то человек обратился к нему на чисто русском языке: "Слышь, где здесь туалет?". Конон машинально ответил по-русски: "Вот там, в парке. Под кустом". Только несколькими секундами позже Молодый осознал, что произошло, и всю ночь ожидал ареста. Но обошлось. Видимо, его собеседником был всего лишь подгулявший советский моряк…
Другая история, которую Конон Молодый рассказал в своих воспоминаниях, и вовсе вошла в учебники для разведчиков. Она произошла в середине 50-х годов, когда он, как следует из его мемуаров, учился в американской разведшколе в Швейцарии, недалеко от Базеля. "Отправились мы, — вспоминал Конон Молодый, — небольшая группа курсантов, отдохнуть на озеро. Среди нас были три англичанина, немец, датчанин, два ирландца и я — "канадец". И вдруг, слегка перед этим выпив, датчанин первым ринулся в воду и поплыл, причем размашистыми саженками, как плавали только в России. Больше датчанина я никогда в своей жизни не видел".
Истории, конечно, замечательные. Смущает только то, что произошли они вовсе не с Кононом Молодым. Перед войной он не был ни в Польше, ни в фашистской Германии, а после войны не учился в американской разведшколе. Может быть, его выдумки объясняются всего лишь природной склонностью к мистификациям? Или же он сознательно творил легенду о себе как о выдающемся советском разведчике?
Протеже Генриха Ягоды. В биографии Конона Трофимовича Молодого много загадочных эпизодов. Он родился 17 января 1922 года в Москве и был вторым ребенком в семье. Его отец, ученый-физик, умер, когда Конону было семь лет. В 1931 году из Америки в Москву на несколько дней приехала старшая сестра его матери, которая предложила забрать детей в Калифорнию. Конон, которому пообещали велосипед, с радостью согласился. Его мать, врач-хирург, как это ни странно, тоже. Правда, с выездом в США возникли проблемы. Нет, Советская Россия почему-то беспрепятственно отпускала ребенка на попечение его американской тети. Визу не давали США. Пришлось вмешаться не кому-нибудь, а заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде. Тот дал команду, и в церкви, где когда-то крестили Конона, переписали метрику, сделав его внебрачным сыном Трофима Молодого и младшей сестры его матери, проживавшей в Эстонии. У нее в Тарту мальчик и дождался американской визы. Почему Ягода принял такое участие в судьбе Конона Молодого, так и осталось невыясненным.
В Америке Конон жил до 1938 года, после чего вернулся в СССР, окончил школу и в 1940 году был призван в ряды Красной армии.
Во время войны он служил в разведке, имел несколько орденов и медалей, но это, видимо, показалось Конону Молодому не слишком впечатляющим. В беседе с журналистом Валерием Аграновским он так изложил свою биографию: "С началом Великой Отечественной войны ваш герой, только что окончивший десятилетку, попадает добровольцем на фронт. В составе диверсионной группы он выполняет в тылу врага оперативные задания. Потом, возвратившись через линию фронта в родную часть, служит в разведывательном батальоне, показывает себя смелым и волевым солдатом, неоднократно берет "языков", участвует в их допросах (в качестве переводчика), выполняет отдельные поручения начальника особого отдела дивизии. После короткой спецподготовки его забрасывают в глубокий немецкий тыл, в самое логово. Там, в Берлине, он устанавливает связь с резидентом нашей разведки, который помогает ему легализоваться и включает в активную разведывательную деятельность. После победоносного окончания войны юный разведчик возвращается на родину и, уволившись из армии, поступает в высшее учебное заведение". Возможно, так оно и было на самом деле, но документы этого не подтверждают.
В 1946 году Конон Молодый поступил на юридический факультет Московского института внешней торговли. После окончания вуза, в 1951 году, он, по его словам, в совершенстве изучил китайский язык и даже начал писать новый учебник, но спустя три года бросил это дело, так как его пригласили работать во внешнюю разведку. После окончания разведшколы Конона Молодого направили почему-то не в Китай, а в Англию, где знание иероглифов было совсем ни к чему. Чтобы натурализация на Туманном Альбионе прошла без сучка и задоринки, в Москве решили, что сначала Молодый под новым именем получит канадское гражданство и только после этого переберется в Лондон — уже в качестве британского подданного.
Летом 1955 года Конон Молодый под именем Гордона Лонсдейла прибыл в Англию и поступил в школу африканистики и востоковедения Лондонского университета. Один из однокашников Лонсдейла на выпускной вечеринке по секрету рассказал советскому разведчику, что все обучавшиеся вместе с ними китайской грамоте великовозрастные джентльмены — офицеры британских спецслужб, и только они двое не имеют к шпионажу никакого отношения.
"Вас, сэр, ждут наручники!". На протяжении пяти лет Конон Молодый возглавлял советскую разведывательную резидентуру в Англии, но 7 января 1961 года он был арестован и приговорен к 25 годам заключения. Спустя три года его обменяли на арестованного в Москве английского агента Гревила Винна. На этом карьера разведчика завершилась. Конон Трофимович еще лелеял надежды сделать пластическую операцию и вновь отправиться за рубеж, но этим надеждам не суждено было сбыться.
Арест резидента, причем с поличным, — это из ряда вон выходящее событие, это позор для любой разведки. Тот, кто допустил такой промах, как правило, навечно изгоняется из разведывательных органов, а его имя предается забвению. Однако в Музее службы внешней разведки России памяти Конона Молодого посвящен целый стенд. Может быть, его так же, как резидента советской нелегальной разведки в США Вильяма Фишера, больше известного под именем Рудольфа Абеля, подставили свои же коллеги? Конон Молодый, возвратившись на родину, с энтузиазмом принялся отстаивать эту версию. Делал он это весьма своеобразно. Так, например, Молодый всем рассказывал, что незадолго до ареста ему довелось познакомиться с хироманткой. Та взглянула на ладонь Конона Молодого и заявила: "Вас, сэр, ждут наручники". После чего добавила: "У вас много друзей, но они не очень надежны, особенно в той стране, где вы родились и куда вы уедете после всех неприятностей. Не доверяйтесь им, особенно коллегам".
Впрочем, в доказательство своей версии разведчик в узком кругу приводил и более серьезные аргументы. По его словам, в конце 50-х годов начальник первого главного управления КГБ СССР Александр Сахаровский подготовил рапорт, в котором сделал вывод, что контакты сотрудников советского посольства с офицером королевских ВМС Гарри Хаутоном становятся небезопасными. На этом основании Сахаровский якобы предложил передать Хаутона на связь нелегальной резидентуре, которую возглавлял Бен (оперативный псевдоним Конона Молодого). Председатель КГБ Александр Шелепин с этим предложением согласился.
Конон Молодый выполнил приказ своего руководства и встретился с Хаутоном, представившись тому военно-морским атташе США. Сотрудничество оказалось плодотворным — в течение нескольких месяцев Хаутон и его подружка Этель Джи, работавшая в секретном архиве базы ВМС, продали советскому разведчику особо важные документы, касающиеся проектов подводных лодок, с которых должны были запускаться ядерные ракеты "Поларис". Во время очередной встречи Гордона Лонсдейла со своими осведомителями, которая состоялась в одном из парков Лондона, недалеко от станции метро "Ватерлоо", все трое были арестованы. В корзине, которая находилась в руках Этель Джи, были секретные документы военно-морского министерства — всего более 3 тысяч страниц. У Лонсдейла в кармане нашли два конверта, предназначенных для осведомителей: в одном из них было 125 фунтов стерлингов, а в другом 300 долларов.
Прилежный ученик Карла Маркса. На первый взгляд, Конона Молодого действительно подставили, порекомендовав встретиться с Хаутоном. Тот к тому времени уже был под колпаком британских контрразведчиков. Впрочем, никто не заставлял Молодого встречаться с Хаутоном лично. В разведке принято, что резидент-нелегал не ходит по конспиративным квартирам, не встречается с осведомителями и не шарит по тайникам. Он руководит разведывательной сетью и ни в коем случае не должен быть подставлен под удар, так как слишком много знает. Почему же такой опытный разведчик, как Конон Молодый, нарушил незыблемое правило разведки? Хуже того, он встречался со своими осведомителями в одиночку, без прикрытия, что в разведке случается крайне редко и считается экстраординарным событием.
Откуда вообще известно, что Конон Молодый был разведчиком экстра-класса? Преимущественно с его слов. По возвращении в СССР Молодый читал лекции, в которых всячески превозносил собственные достижения. Он, например, не уставал рассказывать о том, как, работая в Англии, стал миллионером, имел в Лондоне свой коттедж, восемь автомобилей, снимал номера в самых дорогих отелях. С его легкой руки пошла байка о том, что он платил партийные взносы не только со служебного оклада, но и с доходов принадлежащих ему фирм. Как же ему удалось достичь такого успеха? Отвечая на этот вопрос, Конон Молодый сказал: "Не поверите, начинал дела с изучения "Капитала" Карла Маркса. Очень полезная книга для начинающих капиталистов. Применял советы классика по получению прибавочной прибыли, и дела шли совсем неплохо".
Это, конечно, сказки для старшего школьного возраста — руководствуясь "Капиталом", начинающий предприниматель Гордон Лонсдейл неминуемо должен был прогореть. Он и прогорел — в 1960 году его фирма по производству автоматов для продажи жевательной резинки обанкротилась. Что же помогло ему вновь встать на ноги? Схема электронного замка для автомобиля, созданная в одной из научно-исследовательских лабораторий КГБ. Эта схема завоевала золотую медаль на выставке в Брюсселе, после чего Лонсдейл был завален заказами со всего мира. Кстати, он регулярно получал из Москвы не только новейшие технические разработки, но и большие денежные субсидии.
Шерше ля фам. Тем не менее денег Гордону Лонсдейлу катастрофически не хватало. А всему виной были женщины. В этом отношении советскому разведчику можно было лишь посочувствовать. "Нелегал видит свою жену, — жаловался Конон Молодый своим друзьям, — в лучшем случае один раз в году. Если же, находясь за границей, он в своем обществе ведет аскетический образ жизни и гордо не замечает женщин, могут начать ходить слухи о том, что сэр такой-то, видимо, имеет склонность к гомосексуализму. А это уже если не скандал, то факт, вызывающий пристальное внимание. А разведчику ни в коем случае нельзя выделяться из окружающих его людей".
Вот и приходилось Гордону Лонсдейлу неустанно волочиться за английскими леди. Получалось не очень убедительно. Элизабет Филби (жена советского разведчика Кима Филби) вспоминала: "Лонсдейл, живя в Англии, прикидывался шумливым, веселым и щедрым канадцем. Но из того, что я о нем слышала, он казался мне авантюристом ограниченного ума". Убийственная, между прочим, характеристика для разведчика, который старался ничем не отличаться от окружающих. Но хуже всего то, что увлечение женщинами требовало больших затрат, причем Москва возмещать эти затраты по этическим соображениям отказывалась. К тому же требовались средства и на покупку сувениров женам московских начальников, иначе можно было распрощаться с Лондоном и загреметь куда-нибудь в Африку.
Не делал ли Гордон Лонсдейл на Хаутоне и его подружке свой маленький гешефт, отчитываясь перед центром о выплате им тысяч долларов, в то время как незадачливые осведомители довольствовались сотнями? Если это так, то становится понятно, почему резидент советской разведки встречался с ними лично и без свидетелей. Кстати, его ближайшим сотрудникам — Морису и Леонтине Коэн, которые просидели в британской тюрьме по 8 лет, недавно присвоено звание Героев России. Конон Молодый этого звания не удостоен.
Умер разведчик 9 октября 1970 года. Спустя сутки о смерти Конона Молодого сообщили почти все зарубежные информационные агентства. В газете "Красная звезда" краткий некролог появился лишь 16 октября. Во время похорон один из коллег Молодого, служивший резидентом в Западной Германии, проворчал: "Я 15 лет проработал и не попался, а обо мне никто и не слышал...".
Михаил ВОЛОДИН
«Киевский ТелеграфЪ»
Разведчики с микроточками
Подтянутый, хорошо одетый мужчина с элегантным атташе-кейсом появился в Ройслипе, пригороде Лондона, в вечерних сумерках. Он добрался до дома N 45 на улице Крэнли-Драйв и позвонил в дверь. В окне дома напротив зашевелилась занавеска - излишне любознательная соседка была, как всегда, 'на боевом посту'. Она узнала элегантного красавца. Это был канадский приятель Крогеров, мужчина во всех отношениях видный. Он приезжал к ним, как минимум, раз в месяц. Обычно по субботам. Старушка оторвалась от окна и уселась за свое вязание: в Ройслипе обычно не происходит ничего интересного.Домашний уют
Если бы только она знала, какие тайны скрывает дом N 45! В потайном погребке на кухне хранились высокочастотный радиопередатчик и специальное устройство, позволяющее передавать закодированные сообщения со скоростью 240 слов в минуту. В гостиной стоял мощный приемник, который мог принимать радиосигналы со всего мира. Тут же стояли пишущая машинка и магнитофон с наушниками. Из ванной можно было пройти в чулан, где располагалось оборудование для создания и прочтения микроточек - продуктов специальной технологии, позволяющей уменьшать большие фотографии до точки размером с булавочную головку 'Сюрпризы' здесь были повсюду. Между страницами Библии хранились светочувствительные целлофановые пластины для создания микроточек. В спальне стоял микроскоп - для их прочтения.В плоской металлической фляжке было отнюдь не спиртное, а катушки с микропленкой. В коробке из-под пудры на полочке в ванной - приспособление для чтения микроточек, похожее на миниатюрную подзорную трубу.Засекреченный штаб
Жители тихого Ройслипа даже не подозревали, что в течение шести лет в их городке действовал тайный штаб иностранной разведки, представлявший реальную угрозу безопасности Великобритании. С 1956 по 1961 г. дом N 45 на улице Крэнли-Драйв был штаб-квартирой советской агентурной сети, которой руководил один из самых выдающихся разведчиков СССР Гордон Лонсдейл, или - если назвать его настоящее имя - Конон Трофимович Молодый.Герой прошедшей войны, свободно владевший многими европейскими языками, Конон Молодый был высокопрофессиональным разведчиком, одним из лучших в КГБ. В возрасте 32 лет он дослужился до звания подполковника и провел несколько блестящих разведывательных операций.
В 1954 г., накануне своего 33-летия, Молодый получает от КГБ особо ответственное задание: собрать информацию о британских и американских военно-воздушных базах и добыть сведения о последних разработках Великобритании в области установки и эксплуатации ядерных двигателей на подводных лодках
Выдающийся разведчик
Под видом канадского бизнесмена Молодый приезжает в Великобританию 3 марта 1955 г. Теперь он уже не Конон Молодый, а Гордон Лонсдейл. Прикрытие было безупречным. Канадец по имени Гордон Лонсдейл действительно существовал. Но настоящий Лонсдейл пропал без вести в Финляндии - предположительно он был убит, - и его паспорт теперь оказался в руках Молодого.
Любимец женщин
Обаятельный Лонсдейл нравился всем. Он легко сходился с людьми. У него было много друзей и - благодаря КГБ-деньги, чтобы приятно проводить время со своими многочисленными приятелями и приятельницами. Вскоре Лонсдейла уже знали в лицо в лучших лондонских ресторанах и ночных клубах. А его шикарная машина, очень дорогая, выписанная из Америки, производила буквально фурор в городе, разоренном войной и еще не оправившемся до конца. У себя дома Лонсдейл устраивал шумные вечеринки. Женщины просто млели от этого черноволосого смуглого красавца. Он вообще пользовался поразительным успехом у слабого пола.Но Лонсдейл отнюдь не все время беспечно предавался увеселениям. Он делал дело. Сначала он создал фирму по сбыту музыкальных автоматов, потом - компанию по продаже противоугонных устройств для автомобилей. Предприятия стали приносить немалые деньги. Но знакомства и связи были гораздо ценнее денег. По делам компании Лонсдейлу приходилось ездить по всей стране. Во время этих поездок он заводил полезные знакомства, и в том числе - среди военных и сотрудников разведывательных организаций.
Обычные люди
Среди наиболее 'ценных' знакомств Лонсдейла были супруги Крогер из дома N 45 на улице Крэнли-Драйв в Ройслипе. Как и сам Лонсдейл, они были советскими разведчиками-нелегалами, проживавшими по подложным документам. Сами они были американцами и первое время работали в Америке, но в 1954 г. их едва не раскрыли, и супруги Крогер бежали в Англию по фальшивым паспортам.Питер Крогер, тихий седой мужчина лет пятидесяти, имел свой собственный 'домашний' бизнес по продаже редких книг. Хелен была ненамного моложе мужа. В доме Крогеров находился целый склад шпионского оборудования, что давало Лонсдейлу возможность поддерживать связь с Москвой. Во время своих многочисленных разъездов по стране - якобы по делам фирмы, а на самом деле для сбора секретных сведений - Лонсдейл познакомился с человеком по имени Гарри Хафтон, ставшим для него бесценным источником информации.
Готовый продаться
Хафтон служил клерком на засекреченной военно-морской базе в Портленде. Он имел доступ к секретной информации. И что было особенно полезно для Лонсдейла, у Хафтона было не совсем безупречное прошлое. В 1951г его назначили на должность в службе безопасности посольства Великобритании в Варшаве, но вскоре отозвали: выяснилось, что Хафтон проделывал какие-то незаконные торговые махинации на черном рынке. Сотрудники польской секретной службы, пристально наблюдавшие за деятельностью Хафтона в Варшаве, доложили в Москву о том, что этого человека легко подкупить. Москва, в свою очередь, связалась с Лонсдейлом и приказала ему не теряя времени, выйти на контакт с Хафтоном.Лонсдейл представился Хафтону как коммандер (воинское звание в ВМС США, соответствует званию подполковника в сухопутных войсках. - Пер.) Алекс Джонсон, сотрудник американского посольства. Вскоре выяснилось, что Хафтон - именно тот человек, который ему нужен. Ради денег Хафтон был готов на все. Кроме того, у него была возможность тайно выносить секретные документы с портлендской базы: его любовница, женщина средних лет по имени Эгель Джи, работала там же референтом. Это было особенно ценно. Сотрудников-мужчин при выходе с территории проверяли гораздо тщательнее, чем женщин.
Шпионская сеть
Завербовать Хафтона было нетрудно. Лонсдейл сказал. что американцам нужна от него определенная информация. О законе о неразглашении секретных сведений можно было не беспокоиться - в конце концов, США и Великобритания выступают на одной стороне. Естественно, ему хорошо заплатят за работу Оговорили сумму Хафтон остался доволен. Этель Джи должна была выступить в роли курьера. Вскоре к Лонсдейлу начали поступать из Портленда ценнейшие материалы - например, подробные карты британских военно-морских баз и детальное описание устройства судов и подводных лодок. Содержимое документов передавали в Москву из дома N 45 на улице Крэнли-Драйв при помощи высокочастотных радиосигналов, после чего бумаги благополучно возвращались к Этель Джи. Шпионская сеть заработала вовсю.Первые подозрения
Лонсдейл платил Хафтону наличными. Эти 'лишние' деньги никак не отражались на состоянии его банковского счета. Но обычная процедура проверки, которую МИ-5 периодически проводила среди сотрудников засекреченных организаций, выявила, что расходы Хафтона намного превышают его доход. В 1960 г. официальное жалованье Хафтона составляло всего 714 фунтов стерлингов в месяц.Однако недавно он купил новую машину, внес 10 тыс. фунтов стерлингов на покупку нового дома и тратил 20 фунтов в неделю на одну только выпивку. Откуда у скромного служащего такие деньгиN Агентам МИ-5 предстояло это выяснить.
В июле 1960 г. Хафтон и Джи поехали в Лондон, в театр на Олд-Вик. Они не знали, что за ними следят. В театре они встретились с Лонсдейлом, который забрал у них портфель и отдал взамен какой-то конверт. Хафтон и Джи вышли на улицу и обходным путем направились к своей машине.
Месяц спустя Хафтон вновь встретился с Лонсдейлом в театре Олд-Вик, и они вместе пошли в кафе. Агенты МИ-5 уселись за ближайший столик и стали прислушиваться к разговору.
"Первая суббота каждого месяца, - уловили они слова Лонсдейла. - И особенно первая суббота октября и ноября".
Было очевидно, что они что-то планируют.
Затем Хафтон с Лонсдейлом вышли из кафе и зашли в телефонную будку Однако звонить они не стали. Хафтон лишь передал Лонсдейлу какие-то бумаги, завернутые в газету Они расстались, и Лонсдейл поехал в банк. Там он сдал в камеру хранения коричневый чемодан. Как только Лонсдейл уехал, сотрудники МИ-5 открыли чемодан. В нем оказались фотоаппарат советского производства, увеличительное стекло, две катушки фотопленки и связка ключей.Наблюдают и ждут
Лонсдейл на два месяца уехал в Европу, а когда вернулся в Англию, его уже поджидали агенты МИ-5. Они следили за ним от самого банка, где он забрал свой чемодан, до Ройслипа, куда он направился потом.В последующие недели картина начала проясняться. В первую субботу каждого месяца Лонсдейл встречался с Хафтоном в Лондоне. Они обменивались какими-то свертками, и в тот же день Лонсдейл отправлялся в Ройслип, к Крогерам. Приезжал он обычно в начале восьмого вечера. Так продолжалось три месяца. В конце концов в МИ-5 решили, что Лонсдейла пора 'брать'. Ответственным за операцию назначили детектива Джорджа Смита, суперинтенданта полиции (полицейский чин, следующий после инспектора. - Пер.) из особого отдела лондонского уголовного розыска.
Захват
7 января 1961 г. Гарри Хафтон приехал в Лондон. На этот раз с ним была Этель Джи. На вокзале Ватерлоо их дожидалось по меньшей мере 15 агентов службы безопасности, замаскированных под пассажиров и продавцов газет. Среди них был и Джордж Смит. Поезд опоздал на 45 минут. Может быть, из-за этого опоздания, может быть, из-за жуткого холода люди Смита заметили Хафтона и Джи только тогда, когда они выходили из здания вокзала и направлялись к автобусной остановке. Только один переодетый полицейский успел запрыгнуть в автобус, все остальные безнадежно отстали. К счастью для незадачливых полицейских, это была всего лишь развлекательная поездка по городу с целью знакомства с достопримечательностями. Примерно через час Хафтон и Джи вернулись на вокзал Ватерлоо и оттуда направились на улицу Олд-Вик. Там их встретил Лонсдейл. Как истинный джентльмен, он забрал у Этель тяжелый пакет. Смит, следивший за ними, бросился наперерез."Вы все арестованы, - объявил он. - Я из полиции".
К ним подъехало три машины. Лонсдейла запихнули в первую, Хафтона - во вторую, Джи - в третью. Машины сорвались с места и помчались в участок. Кто-то из офицеров объявил по рации: "Подозреваемые задержаны. Везем".
Хотя бы в шахматы поиграть
В пакете Джи нашли четыре секретных документа из Портленда и пленку из 300 кадров, на ней были отснятые чертежи и документация об устройстве британских подводных лодок с ядерным двигателем. Троих задержанных обвинили в нарушении закона о неразглашении секретных сведений. Каждый отреагировал по-своему."Каким же я был идиотом!" - воскликнул Гарри Хафтон.
"Я ничего плохого не сделала", - заявила Этель Джи.
"Похоже, что мне придется здесь заночевать, - спокойно проговорил Лонсдейл. - Не могли бы вы подыскать мне партнера по шахматамN"
Его просьбу удовлетворили. Пока Лонсдейла содержали под стражей, среди его надзирателей всегда был человек, хорошо игравший в шахматы. Смит восхищался выдержкой Лонсдейла и относился к нему с искренним уважением. Однажды он заявил журналистам: "Его работа была не подарок - так же как у меня или у вас. Но он с ней справлялся отлично. Как я могу осуждать человека за то, что он хорошо исполняет свою работуN"
Полный комплект шпионского оборудования
Супруги Крогер были арестованы в тот же день. Они разыграли святую невинность. Однако, когда их уводили из дома, Хелен Крогер попросила позволения подбросить топлива в паровой котел, чтобы за ночь огонь не погас. "Конечно-конечно, - проговорил Смит. - Но сначала я посмотрю, что у вас в сумке".В сумке оказался магнитофон с записанной кассетой, стеклянный контейнер с тремя микроточками и письмо на пяти страницах, написанное по-русски почерком Лонсдейла. Хелен собиралась сжечь все это в топке.
Теперь пришел черед судебных экспертов. Специальная команда обыскивала дом N 45 на улице Крэнли-Драйв в течение целой недели. Нашли рацию. Нашли оборудование для производства микроточек. Среди книг Питера Крогера отыскались списки сигнальных кодов, даты радиопередач и два новозеландских паспорта. В коробке для письменных принадлежностей лежали канадские паспорта. Повсюду находили пачки денег.
Обыск в квартире Лонсдейла также принес результаты. Полиция обнаружила там оборудование для производства микроточек, еще одну рацию и кучу денег. Столь же явные улики отыскались и в доме Хафтона: секретные документы, вынесенные из портлендской военно-морской базы, фотоаппарат и коробок спичек с двойным дном с миниатюрной-картой мест встреч в Лондоне.
Суд
Суд начался 13 марта 1961 г. и продолжался девять дней. И вот наконец лорд главный cудья (председатель отделения королевской скамьи Высокого суда правосудия, первый по старшинству судья после лорд-канцлера. - Пер.) объявил приговор. Хафтона и Джи приговорили к 15 годам тюремного заключения, Крогеров - к 20 годам. Гордона Лонсдейла ждало еще более суровое наказание. "Гордон Арнольд Лонсдейл, - обратился к нему судья, - вы, вне всяких сомнений, профессиональный разведчик. Это опасное ремесло. И вы, безусловно, должны были отдавать себе отчет в том, чем вам грозил бы провал. Так что, я думаю, вы готовы понести наказание. Вы приговорены к 25 годам тюремного заключения".Лонсдейл лишь улыбнулся. Он знал, что в британской тюрьме он задержится (ненадолго. Во времена 'холодной войны' были распространены обмены разведчиками 'баш на баш'. Лонсдейл не без оснований полагал, что СССР попытается обменять его на какого-нибудь английского разведчика, провалившегося в Советском Союзе. И он оказался прав. Через три года его обменяли на одного английского шпиона, схваченного в Москве. Лонсдейл вышел на свободу.
Другая история, которую Конон Молодый рассказал в своих воспоминаниях, и вовсе вошла в учебники для разведчиков. Она произошла в середине 50-х годов, когда он, как следует из его мемуаров, учился в американской разведшколе в Швейцарии, недалеко от Базеля. "Отправились мы, — вспоминал Конон Молодый, — небольшая группа курсантов, отдохнуть на озеро. Среди нас были три англичанина, немец, датчанин, два ирландца и я — "канадец". И вдруг, слегка перед этим выпив, датчанин первым ринулся в воду и поплыл, причем размашистыми саженками, как плавали только в России. Больше датчанина я никогда в своей жизни не видел".
Истории, конечно, замечательные. Смущает только то, что произошли они вовсе не с Кононом Молодым. Перед войной он не был ни в Польше, ни в фашистской Германии, а после войны не учился в американской разведшколе. Может быть, его выдумки объясняются всего лишь природной склонностью к мистификациям? Или же он сознательно творил легенду о себе как о выдающемся советском разведчике?
Протеже Генриха Ягоды. В биографии Конона Трофимовича Молодого много загадочных эпизодов. Он родился 17 января 1922 года в Москве и был вторым ребенком в семье. Его отец, ученый-физик, умер, когда Конону было семь лет. В 1931 году из Америки в Москву на несколько дней приехала старшая сестра его матери, которая предложила забрать детей в Калифорнию. Конон, которому пообещали велосипед, с радостью согласился. Его мать, врач-хирург, как это ни странно, тоже. Правда, с выездом в США возникли проблемы. Нет, Советская Россия почему-то беспрепятственно отпускала ребенка на попечение его американской тети. Визу не давали США. Пришлось вмешаться не кому-нибудь, а заместителю председателя ОГПУ Генриху Ягоде. Тот дал команду, и в церкви, где когда-то крестили Конона, переписали метрику, сделав его внебрачным сыном Трофима Молодого и младшей сестры его матери, проживавшей в Эстонии. У нее в Тарту мальчик и дождался американской визы. Почему Ягода принял такое участие в судьбе Конона Молодого, так и осталось невыясненным.
В Америке Конон жил до 1938 года, после чего вернулся в СССР, окончил школу и в 1940 году был призван в ряды Красной армии.
Во время войны он служил в разведке, имел несколько орденов и медалей, но это, видимо, показалось Конону Молодому не слишком впечатляющим. В беседе с журналистом Валерием Аграновским он так изложил свою биографию: "С началом Великой Отечественной войны ваш герой, только что окончивший десятилетку, попадает добровольцем на фронт. В составе диверсионной группы он выполняет в тылу врага оперативные задания. Потом, возвратившись через линию фронта в родную часть, служит в разведывательном батальоне, показывает себя смелым и волевым солдатом, неоднократно берет "языков", участвует в их допросах (в качестве переводчика), выполняет отдельные поручения начальника особого отдела дивизии. После короткой спецподготовки его забрасывают в глубокий немецкий тыл, в самое логово. Там, в Берлине, он устанавливает связь с резидентом нашей разведки, который помогает ему легализоваться и включает в активную разведывательную деятельность. После победоносного окончания войны юный разведчик возвращается на родину и, уволившись из армии, поступает в высшее учебное заведение". Возможно, так оно и было на самом деле, но документы этого не подтверждают.
В 1946 году Конон Молодый поступил на юридический факультет Московского института внешней торговли. После окончания вуза, в 1951 году, он, по его словам, в совершенстве изучил китайский язык и даже начал писать новый учебник, но спустя три года бросил это дело, так как его пригласили работать во внешнюю разведку. После окончания разведшколы Конона Молодого направили почему-то не в Китай, а в Англию, где знание иероглифов было совсем ни к чему. Чтобы натурализация на Туманном Альбионе прошла без сучка и задоринки, в Москве решили, что сначала Молодый под новым именем получит канадское гражданство и только после этого переберется в Лондон — уже в качестве британского подданного.
Летом 1955 года Конон Молодый под именем Гордона Лонсдейла прибыл в Англию и поступил в школу африканистики и востоковедения Лондонского университета. Один из однокашников Лонсдейла на выпускной вечеринке по секрету рассказал советскому разведчику, что все обучавшиеся вместе с ними китайской грамоте великовозрастные джентльмены — офицеры британских спецслужб, и только они двое не имеют к шпионажу никакого отношения.
"Вас, сэр, ждут наручники!". На протяжении пяти лет Конон Молодый возглавлял советскую разведывательную резидентуру в Англии, но 7 января 1961 года он был арестован и приговорен к 25 годам заключения. Спустя три года его обменяли на арестованного в Москве английского агента Гревила Винна. На этом карьера разведчика завершилась. Конон Трофимович еще лелеял надежды сделать пластическую операцию и вновь отправиться за рубеж, но этим надеждам не суждено было сбыться.
Арест резидента, причем с поличным, — это из ряда вон выходящее событие, это позор для любой разведки. Тот, кто допустил такой промах, как правило, навечно изгоняется из разведывательных органов, а его имя предается забвению. Однако в Музее службы внешней разведки России памяти Конона Молодого посвящен целый стенд. Может быть, его так же, как резидента советской нелегальной разведки в США Вильяма Фишера, больше известного под именем Рудольфа Абеля, подставили свои же коллеги? Конон Молодый, возвратившись на родину, с энтузиазмом принялся отстаивать эту версию. Делал он это весьма своеобразно. Так, например, Молодый всем рассказывал, что незадолго до ареста ему довелось познакомиться с хироманткой. Та взглянула на ладонь Конона Молодого и заявила: "Вас, сэр, ждут наручники". После чего добавила: "У вас много друзей, но они не очень надежны, особенно в той стране, где вы родились и куда вы уедете после всех неприятностей. Не доверяйтесь им, особенно коллегам".
Впрочем, в доказательство своей версии разведчик в узком кругу приводил и более серьезные аргументы. По его словам, в конце 50-х годов начальник первого главного управления КГБ СССР Александр Сахаровский подготовил рапорт, в котором сделал вывод, что контакты сотрудников советского посольства с офицером королевских ВМС Гарри Хаутоном становятся небезопасными. На этом основании Сахаровский якобы предложил передать Хаутона на связь нелегальной резидентуре, которую возглавлял Бен (оперативный псевдоним Конона Молодого). Председатель КГБ Александр Шелепин с этим предложением согласился.
Конон Молодый выполнил приказ своего руководства и встретился с Хаутоном, представившись тому военно-морским атташе США. Сотрудничество оказалось плодотворным — в течение нескольких месяцев Хаутон и его подружка Этель Джи, работавшая в секретном архиве базы ВМС, продали советскому разведчику особо важные документы, касающиеся проектов подводных лодок, с которых должны были запускаться ядерные ракеты "Поларис". Во время очередной встречи Гордона Лонсдейла со своими осведомителями, которая состоялась в одном из парков Лондона, недалеко от станции метро "Ватерлоо", все трое были арестованы. В корзине, которая находилась в руках Этель Джи, были секретные документы военно-морского министерства — всего более 3 тысяч страниц. У Лонсдейла в кармане нашли два конверта, предназначенных для осведомителей: в одном из них было 125 фунтов стерлингов, а в другом 300 долларов.
Прилежный ученик Карла Маркса. На первый взгляд, Конона Молодого действительно подставили, порекомендовав встретиться с Хаутоном. Тот к тому времени уже был под колпаком британских контрразведчиков. Впрочем, никто не заставлял Молодого встречаться с Хаутоном лично. В разведке принято, что резидент-нелегал не ходит по конспиративным квартирам, не встречается с осведомителями и не шарит по тайникам. Он руководит разведывательной сетью и ни в коем случае не должен быть подставлен под удар, так как слишком много знает. Почему же такой опытный разведчик, как Конон Молодый, нарушил незыблемое правило разведки? Хуже того, он встречался со своими осведомителями в одиночку, без прикрытия, что в разведке случается крайне редко и считается экстраординарным событием.
Откуда вообще известно, что Конон Молодый был разведчиком экстра-класса? Преимущественно с его слов. По возвращении в СССР Молодый читал лекции, в которых всячески превозносил собственные достижения. Он, например, не уставал рассказывать о том, как, работая в Англии, стал миллионером, имел в Лондоне свой коттедж, восемь автомобилей, снимал номера в самых дорогих отелях. С его легкой руки пошла байка о том, что он платил партийные взносы не только со служебного оклада, но и с доходов принадлежащих ему фирм. Как же ему удалось достичь такого успеха? Отвечая на этот вопрос, Конон Молодый сказал: "Не поверите, начинал дела с изучения "Капитала" Карла Маркса. Очень полезная книга для начинающих капиталистов. Применял советы классика по получению прибавочной прибыли, и дела шли совсем неплохо".
Это, конечно, сказки для старшего школьного возраста — руководствуясь "Капиталом", начинающий предприниматель Гордон Лонсдейл неминуемо должен был прогореть. Он и прогорел — в 1960 году его фирма по производству автоматов для продажи жевательной резинки обанкротилась. Что же помогло ему вновь встать на ноги? Схема электронного замка для автомобиля, созданная в одной из научно-исследовательских лабораторий КГБ. Эта схема завоевала золотую медаль на выставке в Брюсселе, после чего Лонсдейл был завален заказами со всего мира. Кстати, он регулярно получал из Москвы не только новейшие технические разработки, но и большие денежные субсидии.
Шерше ля фам. Тем не менее денег Гордону Лонсдейлу катастрофически не хватало. А всему виной были женщины. В этом отношении советскому разведчику можно было лишь посочувствовать. "Нелегал видит свою жену, — жаловался Конон Молодый своим друзьям, — в лучшем случае один раз в году. Если же, находясь за границей, он в своем обществе ведет аскетический образ жизни и гордо не замечает женщин, могут начать ходить слухи о том, что сэр такой-то, видимо, имеет склонность к гомосексуализму. А это уже если не скандал, то факт, вызывающий пристальное внимание. А разведчику ни в коем случае нельзя выделяться из окружающих его людей".
Вот и приходилось Гордону Лонсдейлу неустанно волочиться за английскими леди. Получалось не очень убедительно. Элизабет Филби (жена советского разведчика Кима Филби) вспоминала: "Лонсдейл, живя в Англии, прикидывался шумливым, веселым и щедрым канадцем. Но из того, что я о нем слышала, он казался мне авантюристом ограниченного ума". Убийственная, между прочим, характеристика для разведчика, который старался ничем не отличаться от окружающих. Но хуже всего то, что увлечение женщинами требовало больших затрат, причем Москва возмещать эти затраты по этическим соображениям отказывалась. К тому же требовались средства и на покупку сувениров женам московских начальников, иначе можно было распрощаться с Лондоном и загреметь куда-нибудь в Африку.
Не делал ли Гордон Лонсдейл на Хаутоне и его подружке свой маленький гешефт, отчитываясь перед центром о выплате им тысяч долларов, в то время как незадачливые осведомители довольствовались сотнями? Если это так, то становится понятно, почему резидент советской разведки встречался с ними лично и без свидетелей. Кстати, его ближайшим сотрудникам — Морису и Леонтине Коэн, которые просидели в британской тюрьме по 8 лет, недавно присвоено звание Героев России. Конон Молодый этого звания не удостоен.
Умер разведчик 9 октября 1970 года. Спустя сутки о смерти Конона Молодого сообщили почти все зарубежные информационные агентства. В газете "Красная звезда" краткий некролог появился лишь 16 октября. Во время похорон один из коллег Молодого, служивший резидентом в Западной Германии, проворчал: "Я 15 лет проработал и не попался, а обо мне никто и не слышал...".
Михаил ВОЛОДИН
«Киевский ТелеграфЪ»
Posted in: 
0 коммент.:
Отправить комментарий