Премия конфузов ~ Все и ничего

Сергей Шелин

Независимый обозреватель

Если политик получает Нобелевскую премию мира, это почти всегда предвестие разочарований. У Барака Обамы мало шансов стать исключением из этого правила. Хотя обстоятельства приобретения им этой премии уже полны исключений. Это все-таки первая в истории премия мира, выдаваемая авансом.
Обама сделался ее номинантом, когда только-только вступил в должность, а лауреатом – продолжая вести обе полученные в наследство войны и как раз готовясь перебросить крупные подкрепления на афганский фронт. Что же до фронта иракского, то относительное успокоение на нем – заслуга доставшегося ему от Буша министра обороны Гейтса. Но
старый цэрэушник Гейтс в клубе главных миролюбцев планеты фигура немыслимая, а начинающий президент Обама при всех неувязках своего туда проникновения 10 декабря будет там встречен как родной.
Потому что он глава мощной военной державы, в риторике которого декламации на темы мира и терпимости занимают центральное место. Именно это сочетание и дает пропуск в клуб. Правда, оно же обещает конфузные ситуации в будущем.
Нобелевская премия мира, конечно же, самая странная из всех разновидностей нобелевских премий. С 1901 года и по сей день так и не ясно, за что она дается: то ли за верность идее (причем не обязательно идее мира), то ли за всепланетную славу, то ли за некое весомое политическое достижение или же просто за то, что существует Нобелевский комитет, который по долгу службы обязан кому-то ее присуждать.
Поэтому сто с лишком лиц и организаций, удостоенных Нобелевской премии мира, делятся на несколько групп, очень мало друг на друга похожих.
В первой волне лауреатов выделялись идеалисты-пацифисты, изо всех сил (и всегда неудачно) пытавшиеся предотвратить войны. Например, лауреат 1905 года Берта фон Зутнер.
С приходом эры политкорректности пацифистов потеснили борцы за права меньшинств, как Ригоберта Менчу (премия 1992 года) — защитница гватемальских индейцев, а также экологисты — такие как отставной политик Альберт Гор (2007).
Изредка Нобелевский комитет решался дать премию людям, преследуемым властями своих стран, при условии, однако, что эти люди достаточно известны – как Карл Осецки (1935), Андрей Сахаров (1975) и Лех Валенса (1983). В исключительных случаях ее присуждали святым (мать Тереза, премия 1979 года).
Но святых на каждый год не напасешься, и получателями мирных премий десятки раз становились международные организации, отобранные по невысказанному, но понятному принципу: чем организация крупнее и бюрократически сильнее, тем она ближе к лауреатству.
Поэтому ближе всех к премии раз за разом оказывались структуры, состоящие при ООН. В разное время организациями-лауреатами стали не только Детский фонд ООН и Служба верховного комиссара ООН по делам беженцев, и даже не только Миротворческие силы ООН, но еще и МОТ, по кругу своих обязанностей к миротворчеству касательства не имеющая, и МАГАТЭ, якобы препятствующая распространению ядерного оружия, но ни разу не сумевшая это сделать. А в 2001-м премию мира получила уже и сама ООН и лично тогдашний ее генсек, чтобы уж никому не было обидно. Так что
лауреатский коллектив получился пестрый. Но среди всех составляющих его отрядов подлинные неловкости и разочарования раз за разом доставляет только один – отряд действующих (на момент присуждения премии) политиков.
Желание Нобелевского комитета искать среди них своих номинантов легко понять: политики делают историю своими руками, и от кого же, как не от них, ждать деяний, поворачивающих ее в мирное русло.
Но при этом раз за разом комитет попадал в ловушку, а точнее, в огромный зазор между миролюбивой и гуманной риторикой международной политики и ее циничной практикой. Публичные образы и реальные дела политиков не могут долго совпадать. Поэтому через некоторое время даже самые яркие мирные достижения начинают выглядеть как минимум двусмысленно. А ждать, пока осядет пыль, терпения у Нобелевского комитета обычно не хватало.
Лауреатом 1919 года стал самый модный тогда человек планеты, американский президент Вудро Вильсон. Вильсон мечтал создать новый, безопасный мир, в котором не будет мировых войн. Но то, что он сам подписал в Версале, к такому миру явно не вело, а отказ американского сената включить США в Лигу наций, которую сам Вильсон и придумал, окончательно поставил крест на его мечтаниях. Лауреат мирной премии умер с мыслями о полном провале своих начинаний.
В 1920-е годы Нобелевский комитет очень хотел поощрить примирение бывших врагов по Первой мировой войне. Премии получила целая обойма носителей и сеятелей иллюзий: Густав Штреземан, Аристид Бриан, Остин Чемберлен, Чарлз Дауэс и отдельно американский госсекретарь Фрэнк Келлог за составление совместно с Брианом курьезного Пакта Бриана — Келлога «об отказе от войн в качестве орудия национальной политики». Этот пакт до начала Второй мировой войны подписали 60 стран и ни одна так и не денонсировала. Ожегшись на всем этом,
Нобелевский комитет долго сдерживал свой темперамент. Только благодаря этому мирными лауреатами-45 не сделались Сталин, Трумен и Черчилль. Но не стали ими и подлинные в отличие от Бриана со Штреземаном примирители Германии и Франции — Аденауэр с де Голлем, как не стал и Жан Монне вместе с другими основоположниками Евросоюза.
Правда, именно в те времена редкая для комитета готовность выдержать временную дистанцию принесла убедительный результат. Премия мира 1953 года досталась отставнику Джорджу Маршаллу. «План Маршалла» к тому времени свое уже отработал, и сомнений в его успехе не было.
К 70-м годам доступ к мирным премиям снова широко открылся для политиков. И одновременно испарилось желание ждать, чтобы последствия их деяний хоть немножко устоялись. Тем более что опыт с примирителем Западной и Восточной Европы Вилли Брандтом (премия 1971 года) оказался удачным. Поэтому в 1973-м премию мира без колебаний отвалили американцу Киссинджеру и северовьетнамцу Ле Дык Тхо – за таинственное Парижское соглашение, якобы мирно и демократично завершающее вьетнамскую войну, подлинный мрачный финал которой как раз тогда и был спроектирован.
Затем подошла очередь умиротворителей арабо-израильской розни. Премию 1978 года за израильско-египетский мир получили Анвар Садат и Менахем Бегин. Садата вскоре убили разъяренные сограждане. Бегин со словами «я больше не могу» покинул однажды заседание кабинета и окончил свои дни в депрессии. А мир сохранился, но оказался совсем не таким, как мыслили его авторы.
И совсем уж трагикомическим стало вручение премии 1994 года Арафату, Пересу и Рабину. «Соглашения Осло», отмеченные таким способом, стали прологом к нескончаемым войнам и волнам террора.
В 1990-м премию мира получил Михаил Горбачев. Год спустя его ждала недобровольная отставка.
В 1993-м лауреатом стал глава ЮАР Фредерик де Клерк – за демонтаж апартеида, что и подвело черту под его карьерой.
В 2000-м награду получил корейский президент Ким Дэ Чжун – за улучшение отношений с КНДР. Это довольно точно обозначило начало эпохи, когда северокорейская атомная бомба превратилась в мировую проблему.
Почему-то так получалось, что почти каждая премия мира, выданная действующему политику, маркировала либо близость конца карьеры лауреата, либо начало разочарования в ценности деяния, поощренного этой высокой наградой.
Дефект, заложенный в саму идеологию мирных премий, приводил к тому, что Нобелевский комитет, сам о том не догадываясь, раз за разом выступал в роли раздатчика черных меток.
Сегодня подошла очередь Обамы проверить эту закономерность на себе. Для чистоты эксперимента лауреатом премии мира впервые выбран политик, чья большая карьера только начинается, а все миротворческие деяния еще впереди.

http://www.gazeta.ru